— Зачем?

— Мы не знаем, — сказал один из них.

— Хорошо. Я приму душ и переоденусь.

— Хорошо! — сказал другой, направившись к выходу. — Мы подождем тебя снаружи.

Тайная полиция с уважением относилась ко мне после того, как я две недели назад сдался. Они знали, что я не из тех, кто попытается сбежать. Вообще я был под домашним арестом с 2000 года и в любой момент мог сбежать из страны. Но я не сбежал. И у меня не было на это причин. Я принял душ и переоделся. Тем временем моя тетя проснулась из-за шума. Сестра же ничего не слышала и продолжала спать. И я был этому очень рад, потому что меня сильно беспокоила ее депрессия, от которой она уже давно страдала.

— Думаю, что полиция прибыла, потому что ты купил новый телевизор, а они не хотят, чтобы ты смотрел телевизор. Как ты думаешь? — спросила мама невинно.

Я улыбнулся и сказал: «Не думаю. Но уверен, что все будет в порядке». Моя мама говорила о спутниковой антенне, которую я установил прошлой ночью, чтобы улучшить качество изображения. Ирония в том, что одним из тех, кто помогал мне устанавливать антенну, был агент Якоб. Когда я был в тюрьме за месяц до этого, он попросил найти для него работу, потому что в полиции получал слишком мало. Я пообещал, что помогу ему, и хотел предложить ему сделать кое-что для меня, поэтому позвал его помочь мне с антенной и хорошо заплатил. Для такого человека, как он, это был единственный способ выжить. Я помог ему заработать, и потом мы сидели в моем доме, пили чай и шутили.

— Я привел тебя к себе домой не для того, чтобы ты арестовал меня, — пошутил я.

— Надеюсь, тебя никогда не арестуют, — сказал агент Якоб.

Дом моей мамы находится напротив дома моего брата. Их разделяет небольшая стена. Я мог просто перепрыгнуть через нее и попасть в дом брата, затем выйти через дверь и оказаться на совершенно другой улице. И знаете что? Меня бы тогда просто не нашли, не только потому, что большинство людей помогли бы мне укрыться, но и потому, что полиция была совсем не заинтересована в моих поисках. Я даже думаю, что правительству было бы намного приятнее сказать США: «Он сбежал, мы не смогли найти его».

Ты должен знать, дорогой читатель, что стране очень тяжело выдавать своего гражданина. Президент очень жалел, что ему нужно выдать меня. Но зачем ему тогда выдавать меня? От этого зависит, будет ли он занимать свой пост. Я понимаю, что если США задержат меня в Афганистане и переведут в Гуантанамо по какой-нибудь причине, то мое государство не за что винить, потому что это я решил поехать в Афганистан. Но похищать меня из моего собственного дома и передавать США, проигнорировав Конституцию Мавритании и международные законы, — это ненормально. Мавритания должна была попросить у США доказательства моей вины, которых у них не было, потому что я ни в чем не виноват. Но даже если бы США и предоставила бы эти доказательства, то Мавритания должна была бы судить меня по законам Мавритании, так же как Германия судит по своим законам своих граждан, подозреваемых в причастности к терактам 11 сентября. Но если США говорят: «У нас нет доказательств», то Мавритания должна ответить: «Да пошли вы!». Но нет, все работает не так. Не поймите меня неправильно. Я виню обе стороны в равной степени.

Агенты тайной полиции, очевидно, хотели, чтобы я сбежал, особенно агент Якоб. Но этого не хотел я. Правительство убедило мою семью, что я не преступник, поэтому они всегда хотели, чтобы я следовал за полицейскими, когда они приходили за мной. Забавный факт о «тайной полиции» в арабских странах: ее сотрудников граждане знают гораздо лучше, чем обычных полицейских. Думаю, властям арабских стран стоит задуматься о другом названии, что-то вроде «Самая Очевидная Полиция».

Снаружи были четверо полицейских, когда из дома вышли я, моя мама и тетя. Мама сумела сохранить самообладание и начала молиться. Моя тетя впервые видела, как полиция кого-то задерживает, поэтому была до смерти напугана и не сказала ни слова. Она сильно вспотела и начала нашептывать какие-то молитвы. Обе смотрели на меня, не отрывая взгляда. В их глазах читалось то самое чувство бессилия, которое испытываешь, когда видишь, как твои любимые люди исчезают, как сон, и ничем не можешь им помочь. То же самое происходило со мной: в зеркало заднего вида я наблюдал, как молятся моя мать с тетей, пока мы не свернули с улицы и мои родные не пропали из вида.

— Поезжай на своей машине, мы надеемся, что ты сможешь вернуться домой уже сегодня, — проинструктировал меня один из полицейских. — Гендиректор нацбезопасности, скорее всего, просто задаст тебе несколько вопросов.

Агент Якоб с самым грустным выражением лица сел на пассажирское сиденье.

— Слахи, я бы очень хотел не быть частью всего этого дерьма, — сказал он.

Я промолчал. Я продолжал следовать за полицейской машиной передо мной, которая направлялась в секретную хорошо известную тюрьму. Несколько раз меня уже держали там, и я точно знал, что мне это совсем не понравится. Я ненавидел темную грязную камеру, я ненавидел отвратительную уборную, я ненавидел все, особенно постоянное чувство страха и тревоги.

— Инспектор уже искал тебя сегодня. Ты же знаешь, что ДСР сейчас в Испании. Инспектор спросил, у кого есть твой номер телефона. Но я промолчал, хоть он у меня и есть, — сказал агент Якоб, пытаясь как-то утешить себя. Единственный, у кого еще был мой номер, это ДСР, и, очевидно, он его никому не давал.

И вот мы у ворот ненавистной тюрьмы. Инспектор Измаил был в своем кабинете. Он смотрел на меня с какой-то бесчестной улыбкой, которая очень быстро сменилась на хмурый взгляд.

— У нас не было твоего номера. Директор сейчас в Испании. Он вернется через три дня, и пока мы продержим тебя здесь.

— Но почему? Я уже устал от того, что вы удерживаете меня без причины. Чего вы хотите от меня на этот раз? Вы только меня выпустили, — сказал я обозленно и сердито, особенно потому, что парень, который все знает о моем деле, сейчас был не в стране.

— Почему ты так напуган? Я никогда раньше тебя таким не видел, — сказал инспектор.

— Слушайте, вы арестовали меня после 11 сентября, и следователи из США приехали сюда, чтобы допросить меня. Потом, осознав, что я невиновен, вы освободили меня. Я примерно могу понять арест после 11 сентября, но этот арест мне кажется совершенно ненормальным.

— Все будет хорошо. Дай мне свой телефон, — соврал инспектор, натянуто улыбаясь.

Инспектор знал о моем задержании столько же, сколько и я, потому что правительство не поделилось бы с ним никакой информацией. Не думаю, что правительство Мавритании что-нибудь решило по моему делу. Главный распорядитель всего этого, ДСР Деддахи, был не в стране, а без него никакие решения не принимались. Но мы оба осознавали тогда, что США попросили президента Мавритании, который тогда стоял у власти, задержать меня. Президент приказал своему генеральному директору по национальной безопасности, который теперь сам занял пост президента, арестовать меня. А он в свою очередь отдал такой же приказ своим людям во главе с инспектором[65].