Похоже, он наливался мигом. Так сосуд мгновенно наполняется раскаленным свинцом.

Мне сделалось не по себе. Я пожалела, что надела вызывающий наряд. Надо было посетить Лобка в летной робе, той самой, в которой я прилетела на аэродром Кубинки.

Лобок нетерпеливо навалился на меня. Я уперлась ягодицами в край стола. Он наседал, мастерски пробуя мое тело на предмет воспламенения.

— Мы могли бы начать прямо сейчас. В цехах завода экстренное собрание. Все сейчас там. Так что нам никто не помешает.

— Конечно, если бы война сразу победоносно закончилась от наших с вами художеств на этом столе, то да, прямо сейчас. В Берлине, между прочим, ждут официальное заявление о причине срыва развлекательной программы.

— Спокойно, никакого срыва, все идет по плану. Заявление будет. Я немедленно организую вашу встречу. Без проблем!

— Очень хорошо! В таком случае все недоразумения будут разрешены без пролития крови. Дети снова обретут возможность побывать на концертах.

— Да, но есть проблема. Я не могу предоставить вам подтверждение.

— Каштановые игрушки для детей?

— Ага!

— В таком случае есть запасной вариант. Вы позвоните по телефону и подтвердите их наличие. Жаль, если детская развлекательная программа все-таки сорвется. Быть может, именно сейчас происходит нечто, чего мы не знаем.

Лобок уважительно кивнул. Я поддерживала в разговоре его ахинею на всякий случай. Вдруг кабинет Лобка прослушивают?

Продолжая говорить о детях-сиротах, несмотря на войну, ждущих внимания со стороны СССР и Германии, я отодвинула от себя потного Лобка, взяла карандаш, записала на салфетке номер и сунула ее ему в руку. Он вытирал взмокшую от возбуждения лысину носовым платком.

Шумно вздохнув, словно успокаивая кровообращение, Лобок взял салфетку, прошел за свой стол, сел, поднял черную трубку аппарата и, забавно косясь на салфетку, словно заяц на волка, четко назвал каждую цифру, прося у телефонистки соединения.

Когда соединение наконец произошло, Лобок сказал в телефонную трубку:

— Прошу подтверждения для номера двенадцать-тринадцать-тридцать.

Лобок, время от времени щупая липким взглядом мое лицо и грудь под жакетом и блузкой, ждал около минуты. Наконец на том конце провода что-то спросили.

— Германия была, есть и будет, — сказал он в ответ.

Трубка что-то буркнула. Лобок, удовлетворенно крякнув, положил трубку.

Взгляд Лобка уперся в стол. Он был похож на человека, который мысленно переносится из одного мира в другой.

Я с усмешкой посмотрела на него.

— Вы в самом деле знаете пароль. Едем?

— Едем.

— Ваша задача — сопровождение. Я сама сообщу ему.

— Что мне сказать секретарю для того, чтобы он незамедлительно принял?

— Скажите следующее. Кроме подарков, которые вы передали, у меня есть личное сопроводительное письмо от дарителя. Запомнили?..

— Я все запомнил и сгораю от нетерпения».

Я поставил чайник на примус. Лена, помолчав минуту, видимо, собираясь с мыслями, продолжила свой рассказ.

«Товарищ Сталин в светлом френче и мягких черных сапогах принял нас в своем кремлевском кабинете очень приветливо. Надо сказать, что он зарыл в себе талант артиста. Вождь играл неосведомленность мастерски.

Товарищ Сталин усадил нас за стол для совещаний, обитый новым зеленым сукном. Сам он сел не во главе стола, а напротив.

Помолчав минуту, он тепло улыбнулся.

— Слушаю вас, дорогие.

Продолжая играть роль летчицы люфтваффе Хелен фон Горн, то есть ответственного германского порученца-курьера, я сухо доложила о подарках рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера и его сопроводительном письме.

Товарищ Сталин поднялся, вынул из ящика своего рабочего стола вальтер с позолоченной ручкой, затем черный блокнот с золотым тиснением в виде Спасской башни Московского Кремля, вернулся, положил подарки перед нами и снова сел на стул вполоборота к нам, упершись локтем в край стола.

— Как видите, подарки я получил. Благодарю! Между прочим, дорогая Хелен, если вы позволите мне вас так называть, я обратил внимание, что на подарочном пистолете значится одна дата, а на блокноте с личными пожеланиями дружбы от рейхсканцлера — другая. Не могли бы пояснить?

— Господин Сталин, Адольф Гитлер поручил сообщить вам, что переходный период будет длиться ровно двадцать шесть дней — с двадцать второго июня по семнадцатое июля.

— Какой переходный период?

— Здесь все написано.

Я решительно пододвинула письмо от Гитлера. Товарищ Сталин взял в руки белый конверт, в его правом верхнем углу красовалась огромная синяя печать в виде германского орла, сжимающего в лапах свастику в круге.

Вождь вдруг посмотрел на меня внимательным, пронзающим насквозь взглядом.

— Вы можете пояснить на словах? Германия в самом деле решила воевать с Советским Союзом?

— Не совсем так, господин Сталин. Речь идет о передаче власти.

— Я не понимаю. Говорите, пожалуйста, яснее.

— В письме все написано!

Товарищ Сталин нахмурился. С явной досадой, так хорошо товарищ Сталин играл свою роль, он достал из кармана простенький миниатюрный перочинный ножик, привычно отогнул лезвие, ловко подсек лезвием край клапана, вскрыл конверт, вынул лист бумаги, развернул его и быстро прочел текст. Само письмо было написано Гитлером от руки, а внизу был напечатан на машинке официально заверенный перевод на русский язык.

Товарищ Сталин потемнел, превратившись в грозовую тучу.

— Все-таки решился. Подлец!

С этими словами вождь швырнул письмо на стол так, что оно, вдруг вспорхнув в воздухе, едва не угодило мне в лицо. Лобок мастерски изобразил смешанные чувства. В нем, оказывается, также пропадал талант незаурядного лицедея.

Товарищ Сталин тяжело поднялся из-за стола, резко сунул руку в карман френча и достал поцарапанную черную курительную трубку.

С трубкой во рту Сталин долго смотрел в окно своего кабинета.

Вдруг сизый голубь сел на водослив у водосточной трубы. Сизарь склонил набок подвижную округлую голову и пытливо посмотрел красным глазом на вождя сквозь оконное стекло.

Товарищ Сталин невольно улыбнулся.

— Эй, птица, здравствуй! Давай знакомиться. Ты — голубь, а я — Сталин.

Голубь не улетал. Сизарь словно пытался что-то понять, уяснить для себя нечто очень важное.

Лобок подскочил к окну и взмахнул рукой.

— Кыш!.. Пошел вон отсюда. Плохая примета.