— Валера, дорогой мой, все хорошо. Я выполняла задание. Понимаешь?

— Прости, не понимаю!

— Моя гибель была инсценирована. Разве ты не заметил наших специалистов в форме люфтваффе, они сидели в зале пивной в углу? Разве ты не понял, что Эмма работает на нас? Она подмешала снотворное в коньяк «Двин», и Гофман отключился. Кстати, что с Гофманом?

— Разбился. Скончался у меня на руках.

— Ах, Гофман, Гофман! Он своей ревностью едва не спутал нам все карты. Его ревность привела к памятной драке в «Веселой наковальне», которая едва не стоила кому-то карьеры, а кому-то жизни. Через своих кураторов в СД он хотел инсценировать изнасилование Эммы и руками гестапо посадить тебя, одновременно дискредитировав в моих глазах.

— Да? В самом деле?.. У меня нет слов. Нет, каков, а?..

— Подарки товарищу Сталину целы?

— Целы. Все три — самолет Фридрих, пистолет вальтер и великолепный кожаный блокнот с золотым тиснением. Постой, Хелен, стоп! Я в полном недоумении. Скажи, дорогая моя, с каких пор Иосиф Виссарионович стал тебе товарищем?

— Он был им мне всегда, Валера! Ах, дорогой мой, на самом деле я никакая не Хелен фон Горн. Разреши представиться, капитан госбезопасности Елена Коренева, но для немцев я по-прежнему лейтенант люфтваффе Хелен фон Горн. Понимаешь?

— Ничего не понимаю.

— То, что я жива, ты хотя бы понимаешь?

— Нет! Как можно инсценировать отсутствие пульса?

— Очень просто. Специалисты ввели мне сыворотку. Я впала в транс, в спячку. Как лягушка. Понимаешь?

— Царевна-лягушка?

— Ага.

— Хорошо, но как можно инсценировать пулевое отверстие под лопаткой?

— Еще проще, чем отсутствие пульса. Шведская разработка для театра и кино. Мое тело было все в бычьей крови, и ты сквозь кровь не различил, что пулевое отверстие — всего лишь искусная накладка.

— Хорошо, но зачем вообще была нужна инсценировка?

— Затем, что ты был нужен нам для замены Гофмана, но, пока я была жива, ты не желал уезжать в Советский Союз и устраивал фортели.

— Значит, Гофман тоже считал, что ты погибла?

— Да, пока Сорокин не слил ему информацию о тебе. Тогда мне пришлось воскреснуть и сообщить ему, что моя гибель была подстроена, чтобы засадить Шаталова в тюрьму, но Шаталову удалось скрыться от правосудия по документам Гофмана.

— Кто на самом деле Виталий Сорокин?

— Виталий Сорокин — двурушник, но, как видишь, я сумела вовремя нейтрализовать его. Долго рассказывать. Потом, потом!

— Значит, наверху немцы до сих пор считают, что на подарочном «мессершмитте» полетел Гофман?

— Да. Я уговорила Гофмана не поднимать скандала и попытаться перехватить тебя, чтобы в Кубинку на подарочном «мессершмитте» прилетел все-таки он, а не ты. Гофман трепетно относился к моим просьбам, ты знаешь.

— Знаю. Он был готов ради тебя вывернуться наизнанку.

— Теперь я сообщу в Берлин, что Гофман погиб на приграничном аэродроме во время бомбежки, но подарочный «мессершмитт» цел. Советское правительство, как, впрочем, и его враги, замаскированные в советских и партийных структурах, по-прежнему ждут германского пилота с подарком товарищу Сталину от Гитлера. Этим германским пилотом теперь буду я.

— Теперь понимаю.

— Ты молодец, что изучил карту. У меня есть советский автомобиль, поедешь на нем, облачишься в форму майора советских ВВС, которую найдешь в багажнике, там же найдешь свои документы прикрытия и табельное оружие. Ориентируйся по карте. Когда проедешь Жировичи, не заезжай в Слоним. Не заезжая в Слоним, сверни на рокадную дорогу, по ней ты выедешь на шоссе, которое поведет тебя от Слонима в Тартаки, Павлиново и дальше, в Барановичи.

— Зачем в Барановичи, Лена? Слоним ближе!

— Ближе, но и немцы ближе к Слониму. Не сегодня так завтра они возьмут город. Тебе надо двигаться в сторону от немецкого наступления, а не навстречу ему.

— Ты уверена, что возьмут? У нас колоссальные силы.

— Пока что все складывается не в нашу пользу. Неужели не видишь?

— Кое-что вижу, но никак не могу поверить.

— Валера, дорогой мой, не спорь, скажи лучше, с тобой на границе выходил кто-нибудь на связь?

— Полковник Лычанов приезжал на приграничный аэродром.

— Значит, все-таки Лычанов!

— Я застрелил его.

— Застрелил?.. Жаль, но думаю, что его гибель удастся списать на немецкую бомбежку. Пусть заговорщики продолжают ждать.

— Какие заговорщики?

— Потом все узнаешь!

— Лычанов потребовал у меня орех.

— Какой орех?

— Каштановый.

— При чем здесь каштановый орех?

— В том-то весь фокус! У него был такой же, как у меня, оригинальный синтетический каштановый орех. В какой немецкой химической лаборатории их изготовили?

— Может быть, в той же Швеции по заказу.

— В моем орехе и орехе Лычанова были спрятаны половинки какой-то цифры. Мы раскроили орехи ножом и соединили половинки в цифру восемь, половинки подошли, как родные. Видимо, полоску в виде цифры в свое время чисто разрезал какой-то современный режущий автомат. После этого Лычанов рассказал, что заговорщики ждут отмашку, после чего товарищ Сталин будет смещен. Ума не приложу, о какой отмашке идет речь!

— Откуда у тебя секретный каштановый орех?

— Мне его дала лаборантка нашего завода Вера.

— Откуда она его взяла?

— Якобы от прадеда, он у нее был шаманом.

— Что за чушь?

— Тогда не знаю, может быть, я что-то напутал.

— Скорее всего. В таком случае выходит, что я недооценила Гофмана.

Елена решительно подошла к коченеющему телу майора и профессионально обыскала его. В следующую минуту она нащупала что-то в подкладке форменной тужурки, поверх которой был надет летный комбинезон.

Я достал перочинный нож и скоро, к своему великому изумлению, извлек из подкладки каштановый орех. В следующую минуту мы разрезали его и достали из его нутра бронзовую полоску в виде корявой цифры шесть. На полоске были выдавлены слова: «Германия была, есть и будет…»

Елена одобрительно посмотрела мне в глаза.

— Слушай, Валера, я ничего не знала о тайне ореха. Убрав Гофмана, я едва не сорвала операцию. Везучий ты, бельчонок!

— Похоже, он желал вывести меня не столько из любовной игры, сколько из шпионской. Неужели он делал вид, что ухаживал за тобой, а на самом деле подозревал тебя в шпионаже и полагал, что я заодно с тобой?

— Судя по всему, так оно и было.