Он не может ее целовать, она для него старая.

Высвободиться? Решительно пресечь попытку поцелуя? Впрочем, это уже не попытка. Поцелуй длился, становясь самым настоящим, и самое странное, что она отвечала на него со всем не очень-то богатым женским опытом, а главное – с нежностью, которой никогда не замечала в себе раньше.

У Антона Таланова, которого она когда-то кормила кашей, оказались мягкие, но очень настойчивые губы, а еще решительность, которой отчего-то хотелось подчиняться. Как странно… Этот небритый по последней моде мальчик вызывал у нее совершенно конкретный физиологический отклик, которого тот же Викентий добивался долго, умело, настойчиво и иногда безрезультатно.

Лика всегда считала себя холодной женщиной, равнодушно относящейся к сексу и всему, что с ним связано. Обычно она лишь отвечала на желания мужчины, потому что так принято и правильно, а сама страстного влечения не испытывала, считая секс довольно скучным занятием. Гораздо интереснее вместе смотреть фильм или гулять по парижским улочкам. Викентий иногда, пусть нечасто, устраивал ей такие мини-путешествия. Когда мог выскользнуть из-под бдительного ока жены, разумеется.

У Антона Таланова не было жены, седых висков, усталого взгляда и уверенности опытного соблазнителя. И при этом Лика так отчаянно его хотела, что начала дрожать. Электрические разряды неведомых ранее молний этого желания пронзали все ее тело. Она понятия не имела, понимает ли он, что с ней творится. Куда-то исчез стыд, который, наверное, должен был впиваться в нее своим ядовитым жалом. Она не чувствовала стыда, единственное ее желание сейчас – это немедленно утолить пожирающее ее пламя.

Дверь «Зеландии» открылась, и на пороге появился Константин Благушин. При виде целующейся парочки он застыл как вкопанный, а потом смущенно рассмеялся.

– Простите. Не знал, что я не вовремя.

– Это вы простите, – откликнулась Лика. – Вы к Ирине приходили?

– Да, отнес знаменитых Светланиных пирогов. Все пытаюсь доказать дочери, что они гораздо лучше, чем у Эльмиры Степановны.

В голосе его засквозило лукавство. Историк прекрасно знал, что напарница дочери имеет на него виды, но относился к этому с доброй насмешкой. Лике вдруг стало жалко незадачливую Эльмиру, которой явно ничего не светило. И дело, наверное, не только в том, что Благушин, по его собственному признанию, однолюб. Видела же его Светлана в Питере с какой-то молодой женщиной. Дело в самой Эльмире Степановне с ее отросшими корнями волос, слишком облегающей одеждой и выставленным напоказ бюстом. Такие – из дешевой категории женщин. Мужчины со вкусом на них клюнуть не могут.

– Константин Ливерьевич, а вы действительно не знали, что у Иры роман с Владом Панфиловым?

Лика никак не могла остановиться в своем расследовании. Неведомая сила несла ее куда-то, словно она очутилась посреди бурного потока, из которого нет выхода, пока сам поток не вынесет ее на пологий берег. Ну, или не выбросит на скалы.

– Понятия не имел, – сокрушенно признался Благушин. – Если бы знал, то постарался бы отговорить.

– Из-за того, что роман с женатым человеком на двадцать лет старше – сомнительное удовольствие для молодой девушки?

Задав этот вопрос, Лика тут же смутилась. Сама она только что целовалась с человеком на восемь лет младше, и удовольствие оказалось не сомнительным, а очень даже острым.

– Нет, не поэтому, – резко ответил учитель. – Возраст не имеет значения. Значение имеет только та любовь, которую мужчина способен подарить женщине. Панфилов вряд ли любит мою дочь так, как она того заслуживает.

Отцовский взгляд на вещи был естественным. Разумеется, любой мужчина будет любить его обожаемую Иринку недостаточно сильно. Как интересно! Счастье всегда зависит от любви, но и все беды в этой жизни случаются от нее же. От ее наличия или, наоборот, отсутствия. Валентин Марлицкий всю жизнь любил бабушку. А та – деда.

Кого любил дед? Вдруг все-таки Регину Батурину, и именно от него она ждала ребенка? А кого любила Регина? Влада, спустя годы женившегося на ее младшей сестре? Врач Ермолаев любил и любит Анну Марлицкую, которая всю жизнь провела с нелюбимым мужем. Эльмира Степановна влюблена в стоящего сейчас перед Ликой Благушина, а он к ней равнодушен.

У нее, Лики, есть Викентий, но любят ли они друг друга? Панфилов и Катя или Панфилов и Ирина. Светлана и Николай, прожившие вместе всю жизнь и выглядящие гармоничной парой. Смотрящий на нее Антон Таланов, обмолвившийся, что не женат, потому что не нашел такую, как Лика. Господи, как же все сложно. «Бремя страстей человеческих»… Прав был Сомерсет Моэм, ой как прав.

– Ладно, молодежь, я пойду, – вздохнул Благушин. – Хотите – заходите в гости. Завтра Иринка отоспится с суток и приготовит что-нибудь вкусненькое. Антон, она будет рада тебя видеть. Нелегко ей сейчас, сам понимаешь. Панфилова под домашний арест посадили, на работе все судачат об их романе, который они старались в тайне держать, злых языков остерегаясь. Эх…

– Понимаю, – согласно кивнул Таланов. – Мы постараемся зайти, Константин Ливерьевич. А во всем остальном… Если это Панфилов жену убил, так Иришке это просто как-то надо пережить. Отрезать и выбросить. А если он не виноват, то все разъяснится и его отпустят. Может, тогда у них и сложится так, как вы говорите. Чтобы настоящая любовь.

– Кто ж знает, – со вздохом сказал Благушин и, попрощавшись, ушел.

– Я зайду? – Антон смотрел на Лику внимательно и с надеждой.

Она покачала головой. Нельзя идти на поводу у краткосрочных порывов. Нельзя, и все. Они ничем не помогают, только еще больше все запутывают. Если Антон сейчас зайдет в ее номер, то останется в нем до утра. Это Лика знала со всей определенностью. А у нее Викентий. И вообще, это мальчишка, а она взрослая женщина и должна быть умнее и рассудительнее.

– Нет, Тошик, – сказала Лика ласково. – Мы оба устали за сегодня. День был длинный и слишком давно начался. Нужно отдохнуть.

– Хорошо, – покладисто согласился Антон. – Какие у нас планы на завтра?

– Я хочу погулять на территории инструментального завода. Я любила там бывать, когда дед еще работал. Мне интересно увидеть, как там сейчас.

– Обычно. Где-то стройка, где-то производство, где-то пустырь. Но если хочешь, то поедем, конечно.

– Мне неудобно тебя напрягать. Ты же наверняка должен работать.

– Поработать я успею. За это не переживай. И ты совершенно меня не напрягаешь. Мне в радость. Так что я в десять часов за тобой заеду. Как обычно.

Да, у них уже появились свои собственные обычаи. Как странно. Помахав Антону на прощание, Лика зашла в отель. На стойке ресепшена горько плакала Ирина. Перед ней стояла тарелка с нетронутыми кусками яблочного пирога. Жалость к девушке сдавила горло.

– Ира, не плачьте, пожалуйста, – начала