сомнением осмотрела высоченный сплошной забор.

– У них вход по цифровому паролю.

– И как нам это поможет?

– Я им вайфай устанавливал. – Таланов вдруг рассмеялся. – И когда велел пароль придумать, они без раздумий восемь цифр продиктовали. Так уверенно, словно они у них на скрижалях записаны. Так что с большой долей вероятности могу предположить, что этот пароль у них везде один и тот же. Так многие люди делают, хотя с точки зрения безопасности это неразумно.

Он протянул руку к небольшой металлической коробочке, откинул крышку, уверенно защелкал пальцами по кнопкам с цифрами. Раздался легкий щелчок, и ворота поползли в сторону.

– Вот видишь, я же говорил!

– То есть чисто гипотетически есть и другие люди, которые могут знать этот пароль?

– Чисто гипотетически есть. Но я их не знаю. Луша, если что, это не я пробрался на территорию этого дома, чтобы ударить тебя по голове.

– Ты что? Я тебя и не подозреваю. – Лика звонко рассмеялась от подобного предположения. – Помимо того, что я субъективно абсолютно убеждена в том, что ты на это не способен, есть еще и чисто объективный временной фактор. Я шла от тебя, когда это случилось, так что выскочить вслед за мной и оказаться здесь раньше меня ты точно не мог.

– Логика! – Антон тоже рассмеялся. – Давай проходи.

Они юркнули в образовавшийся просвет, очутились во дворе, после чего Антон предусмотрительно закрыл ворота изнутри. Привлекать внимание к своему пребыванию на чужой территории им было не с руки. Лика с интересом закрутила головой.

Когда-то, давным-давно, участок Батуриных казался ей довольно большим. Скорее всего, по размеру он совпадал с их собственным, просто ковалевский дом был больше, да и дедова мастерская занимала достаточно много места. У Батуриных же дом был маленький, а хозяйственных построек не имелось вовсе, поэтому все свободное место занимал огород, на котором Ольга Сергеевна, мать Регины и Кати, выращивала приличный урожай, позволяющий кормить всю семью.

Сейчас практически всю территорию занимал огромный, в три этажа, дом, с укором смотрящий на незваных гостей глазницами затемненных стекол, часть свободного места занимала засыпанная гравием парковка у ворот, та самая, с которой несколько дней назад на Лику и выпрыгнула неизвестная тень. Чуть в стороне, у забора, под яблонями алтайками, стояли качели, неподалеку помещалась оборудованная мангальная площадка. Вот и все обустройство. Ни особого уюта, ни простора. Все пространство отдано на откуп огромному дому, который выглядит так, словно ему тесно во дворе-клетке.

Лика двинулась вправо, к яблоням, подняла руку погладить шероховатую кору дерева, которое совершенно точно помнило ее маленькой. И Регину с Катей. И их родителей. И ее бабушку и деда, приходивших к соседям в гости и просто так, поболтать. Она сорвала яблоко, маленькое, с красно-желтым бочком, откусила, почувствовав, как кисло-сладкий сок брызнул в рот. М-м-м как вкусно!

В их детстве между двумя стволами яблонь каждое лето натягивали гамак, в котором они с Катькой часами валялись и ели яблоки, болтая о своих девичьих секретах. Точнее, секреты были только у Катьки, постоянно влюбленной в ухажеров Регины и отчаянно завидовавшей старшей сестре и ее популярности.

Вот ведь глупая! Выросла похожей на Регину как две капли воды, вышла замуж за ее жениха и приняла такую же лютую смерть, как будто из-за того, что не хотела, не смела, не надеялась прожить свою собственную жизнь, а не донашивать чужую судьбу. Как странно все иногда складывается!

Она вспомнила, как однажды подслушала бабушкин разговор с Ольгой Сергеевной Батуриной. Та зашла в гости и жаловалась Анне Ивановне на какие-то проблемы с мужем. Батурин слегка попивал, это вся округа знала, и Ольга Сергеевна в сердцах говорила, что зря все-таки не развелась. Мол, собиралась уже уйти от пропойцы, молодая еще была, да с одним ребенком, может, и устроила бы еще свою судьбу. Но муж тогда не отпустил, уговорил остаться, дав клятвенное обещание не пить, и в знак примирения они и родили второго ребенка, Катьку.

– Детей для скрепления семьи не заводят, Оля, – покачала головой тогда бабушка. – Еще ни один ребенок не зацементировал ничего, чему суждено распасться. Детей рожают от большой любви. К мужу, да и к самим детям. А у тебя Катенька недолюбленной растет. Не можешь ты из сердца выжать ласку и нежность, потому что изначально ты ее рожала из ложного постулата.

– Так заметно? – спросила соседка, помолчав. – И вправду, в тягость мне младшая дочь. Я уж, как могу, себя ругаю, да без толку все. Регинка уже взрослая совсем. Моя радость, помощница. А Катя… Все из-под палки у меня с ней. И родительские собрания, и оценки, и то, что мала еще совсем, одна обходиться не может. Последыш и есть последыш. Ни сил, ни радости не осталось. И от мужа уже не уйти. Кому я нужна с двумя детьми? А он как пил, так и пьет, окаянный.

Пил Батурин, конечно, не всегда. Между регулярными запоями, в которые он впадал примерно раз в два – два с половиной месяца, он всегда был трезв и гладко выбрит. Ходил на работу на инструментальный завод, всю получку исправно отдавал жене, и по дому, и по двору ходил тише воды ниже травы, ни в чем не перечил жене и обожал дочек.

Потом в один прекрасный день он приходил с работы сильно навеселе, принося с собой бутылку водки, обязательно початую и заткнутую почему-то газетой. Зычно материл жену, гонял за закуской дочерей, горланил песни, потом засыпал и выныривал из сна только для того, чтобы залить очередную порцию горячительного, которое ему приносилось по первому требованию, ибо иначе Батурин впадал в буйство, крушил в доме мебель и посуду, и, как говорила Ольга, сгоряча мог и зашибить.

В такие дни сидеть в гамаке между яблонями было некомфортно, к тому же Катька стыдилась пьяного отца, который мог появиться на крыльце в одних трусах – семейных и крайне несвежих – и нести какой-то пьяный бред, щедро перемежаемый матом.

Находясь внутри своих воспоминаний, яблоко Лика съела с семечками и хвостиком, потянулась, чтобы сорвать следующее.

Взгляд ее скользнул чуть в сторону, к кустам черной смородины у самого забора. Там что-то белело. Закончив операцию с яблоком, которое она тут же надкусила, Лика сделала шаг, второй и присела, разглядывая неожиданную находку. Не веря собственным глазам, она протянула руку, раздвинула давно не кошенную траву, взяла в руки предмет, оказавшийся… африканской маской.

Точно такую же она видела совсем недавно в доме доктора Ермолаева. Лика голову бы дала на отсечение, что сейчас держала в руке маску народа Lega. Вогнутое