– Когда как. Когда на машине, когда на электричке.

– Но вообще у вас есть машина?

– Есть.

– Какой марки?

– «Жигули». Шестерка.

– Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета?

– Светло-серого.

– Номер?

– «О 79–82 МО».

– У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка. Заделанные вмятины.

– Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.

– Некоторые украшают машины вымпелами, игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее? Вспомните.

– Ничего такого в моей машине нет. Я не люблю излишеств.

– В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились именно там? Может быть, оттуда вы выезжали еще куда-нибудь?

У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.

– Нет, не выезжал. Зачем? На Сенеж я всегда беру этюдник и пишу.

– Ну а все же. Вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?

Я изобразил спокойное недоумение:

– В Смоленскую область?

– Да. Пусть даже ненадолго? – Рахманов застыл, глядя на меня.

– Да нет… Я же сказал, в июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.

– И все-таки, где вы были, скажем, девятого июля?

– Девятого июля? Именно в этот день?

– Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.

Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:

– Вообще-то в эти дни я был на Сенеже, на этюдах.

– Вы не ошибаетесь?

– Нет. Я вспомнил: девятого я точно был на Сенеже. Совершенно точно.

– Ну а днем раньше? Восьмого?

Он меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.

– Восьмого июля я был в Москве. Точно.

– Почему вы в этом так уверены?

– В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.

Несколько секунд следователь разглядывал стол. Поднял глаза:

– И сколько же составил этот гонорар?

– Пятнадцать тысяч.

– Солидно. Судя по сумме, вы очень хороший художник. Я не ошибаюсь?

– Не знаю. Я просто художник.

– Что ж, достойный ответ. И кто же был вашим покупателем?

– Есть такая Вера Николаевна Новлянская.

– Эта Новлянская – любитель живописи? Коллекционер?

– Можно сказать и так. Картин у нее много. Всяких.

– И где же состоялась эта продажа? Восьмого июля?

– В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».

– Что, в другом месте нельзя было продать картину?

– Можно, конечно. Но Новлянская устраивала что-то вроде приема и попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже.

– Когда?

– Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.

– И что из себя представляла картина, которую вы продали Новлянской?

– Женский портрет. Масло.

Рахманов поправил лежащие на столе бумаги:

– Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого.

Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь таксист увел мою шестерку со стоянки восьмого днем. Я и не знал, что будет так трудно. Теперь я должен взвешивать каждое слово. Буквально каждое.

– Вообще-то, строго говоря, я уехал девятого. Рано утром.

– Наверняка задержались на банкете?

– Задержался.

– Простите, с банкета вы уехали один?

– Нет. Я и на банкете был не один. А со своей приятельницей, той самой Аленой Медновой.

– Ясно. Вы ее проводили?

– Проводил. Потом вернулся домой и лег спать.

– Где оставили машину? В гараже?

Этот Рахманов цепляется к каждой мелочи. Ладно, детали ведь я могу и не помнить. Скажу, подвезли знакомые. Если он узнает, что меня подвез Сашка, прикинусь, что забыл, кто именно меня подвозил.

– Гаража у меня нет. А в «Континенталь» мы ездили без машины. Пришлось бы пить только воду. Назад подвезли знакомые.

– А где оставили машину?

– На обычном месте. Во дворе, около подъезда.

– Когда вы вернулись домой, вы видели свою машину?

– Не помню. Честно говоря, в ту сторону я даже не посмотрел.

– Ясно. Значит, вы легли спать.

– Да. Встал рано. В начале пятого. И уехал на Сенеж. На первой электричке.

– С Ленинградского вокзала?

– А откуда еще можно уехать?

– Например с Ховрино?

– Нет. Я уехал с Ленинградского вокзала.

– Налегке? Вещей с вами было много?

– Рюкзак и этюдник.

– Все же, наверное, на машине было бы удобней?

– Ну, смотря что считать удобством. Иногда удобней без машины.

– Утром, девятого, когда вы вышли из дома, машина была на месте?

– Опять не помню. Ну, конечно же, была. Вы так спрашиваете, словно с моей машиной что-то случилось.

– Кто знает. Может, и случилось.

– Нет, на машину я не посмотрел, торопился. Да еще не совсем в форме был после банкета. Не до этого было…

– Когда приехали в Солнечногорск, на чем добрались до Сенежа?

– На автобусе. Там ехать минут десять.

– Минут десять до какой остановки?

– До остановки «Десятый километр». Оттуда до берега рукой подать. Метров пятьсот.

– У вас что, было определенное место? У берега?

– Да. Там есть такая… база отдыха. «Рыболов Сенежья». Около нее я и расположился.

– Поставили палатку?

– Зачем? Погода была отличной. Положил вещи. Надул матрас. Поставил этюдник. И все.

– Место не меняли?

– Менял конечно. Но в основном около базы. Даже пару раз на ночь перелезал через забор на территорию. Там поспокойнее.

– И вас кто-нибудь видел? В эти дни?

– Да, многие. Там в выходные полно отдыхающих. – Об инциденте со сторожем я умолчал умышленно. Он сам все расскажет, если они решат меня проверить.