– Я ничего не давала, – испуганно возразила девушка, не понимая столь бурной реакции.

– У меня сейчас родилась совершенно безумная идея. Послушай. Нас окружает нечто, что творит с нами все это безумие. Нечто, что создает Зоны на Земле, нечто… в общем, нечто непонятное. Но посмотри, вокруг нас нет ничего, кроме космической пыли. В святого духа я не верю, уж извини.

– Ну да, а пыль-то ведь тоже, скажем, не очень одушевлена.

– Вот видишь, вроде бы да, но те измерения, которые я делал с помощью лидара, говорят, что всё это облако вокруг нас находится в постоянных изменениях. Они же не могут происходить сами по себе, так ведь? Идут некие процессы, которые ты как специалист именно в области высшей нервной деятельности определила как энцефалограмму. У нас есть энцефалограф? – Малахов был возбужден, его полностью захватила новая идея, которая могла бы помочь решить все проблемы.

– Ты что задумал? – Катя посмотрела на Андрея скорее с надеждой, чем с иронией.

– Вот ты скажи мне, энцефалограмма же отображает мыслительный процесс? Я имею в виду – если человек о чем-то думает, это как-то отображается на ней?

– Отображается, только пока никто не научился ее расшифровывать детально. Но, скажем так, роботом управлять с помощью сигналов с энцефалографа уже умеют.

– А если ты мне сейчас на голову такой энцефалограф наденешь, я смогу свои… э… мысли передавать?

– Не мысли, а сигналы мозговой активности. Только как передавать? Энцефалограф не передает, а принимает.

– Это уже доверь мне. Я любой сигнал и приму, и передам. Так есть у нас этот девайс?

– Ну… – засмущалась Катя, – я еще не проверяла. Это, наверное, экзотический прибор для космической станции… Нет, конечно, должен быть! По регламенту раз в полгода надо с экипажа энцефалограмму снимать и отсылать. Так что точно должен быть в медотсеке.

– Мы сюда на неделю летели! – разозлился Малахов. – А ты говоришь – раз в полгода!

– Андрюша, не психуй. Станция наша достаточно универсальная. Пойдем поищем энцефалограф у меня в блоке.

– Конечно, пойдем вместе, я тебя точно больше одну не оставлю. – Андрею эта мысль почему-то была приятной.

– Слушай, тебе не кажется, что мы так и будем бегать из отсека в отсек? – выйдя из лаборатории, спросила Катя. – Это напоминает какой-то сериал с плохим сценарием.

– Вот зачем ты так? – вспыхнул Андрей. – Иди сама, я тут посижу.

– А что я там встречу по дороге? Сценарий-то плохой. – Катя вложила свою ладонь в ладонь Андрея.

– Чего боишься, то и встретишь. – Малахову почему-то захотелось сказать девушке неприятное. Он сам не понимал, почему.

Но Катя восприняла слова Андрея совсем по-другому:

– Ты хочешь сказать, что мы видим здесь свои страхи? Я никогда не боялась, что на меня нападут зомби. Я вообще о них никогда не думала. Какие страхи? Да, я готова всех зомби, или кто там ещё у тебя в запасе, порвать ради здоровья экипажа!

– Опять ты за свое, как и команда вся. Я тут ни при чем!!! Мне совершенно не страшны ни зомби твои, ни изломы, ни бюреры, ни кровососы. Они мои друзья. В них нет ни зла, ни ненависти, ни опасности! Это всё в нас!

– Ага, друзья. Вот ты своих друзей и уговариваешь…

– Катя… – Малахов остановился, взял девушку за плечо и развернул лицом к себе. – Зачем ты так? Я хочу одного – чтобы все вернулись обратно. Чтобы я опять увидел своего отца. Ничего мне больше не надо.

– Отпусти, больно. – Катя дернула плечом, сбрасывая руку Андрея. – Ты боишься не увидеть своего отца? Какая-то инфантильность.

– Да что ты понимаешь! – Андрей потерял контроль над собой и закричал: – Кроме него у меня больше никого нет!

– Андрюша, – Катя в свою очередь положила ладонь ему на плечо, – извини. Я тебя очень хорошо понимаю. Я знаю всё о тебе – я же как врач изучала досье каждого и давала заключение о психологической готовности. Я знаю, как для тебя важен отец. И это не потому, что ты от него зависим, а потому, что ты являешься частицей того мира, который существует вокруг твоего отца. Ты составляющая этого мира, не менее важная, чем твой отец.

– Ну, если ты понимаешь это, ты также должна понимать, как мне важно вернуться! А если мы на триста лет улетели…

– Андрей… послушай. Только если всё хорошо кончится, ты не проболтаешься?

– Я пробалтываюсь?

– Извини. Константин Петрович мой дядя. Об этом не знает никто. Так вышло, что мой отец погиб почти сразу после моего рождения. Это отдельная история. И… Дядя Костя поддерживал меня всю жизнь. Благодаря ему я и образование получила. И место в экспедиции… Он не хотел. Но я так его просила. Сказала, что уеду от него врачом в африканские племена, если не пустит… Никто в отборочной комиссии не знал о том, что он мой дядя, я пробилась сама. Но вот… Он просто знал, как правильно оформить документы, как правильно отвечать. Он ни слова за меня не замолвил. Но я понимаю, что… У меня есть страх, ты теперь знаешь. Но при чем тут… Ладно, хватит. Вот уже медблок.

За этим трудным разговором дорога пролетела незаметно. Катя, словно забыв о Малахове, молча начала исследовать высокие белые шкафы в медотсеке.

– Ага, вот он!

Девушка вытащила небольшой пластиковый пакет, в котором были уложены провода с датчиками.

Ахнул взрыв, и небо над Вадимом раскололось на тысячи кусочков. Разрывая пространство, с неба летели белые ленты молний, заполняли воздух озоном, ломали перепонки и крошили пространство вокруг. Удар, посильнее ударной волны от авиабомбы, бросил Вадима на землю, но сознание не ушло, Малахов видел, как танцуют мириады молний, как кружат они вокруг кокона образовавшегося внутри этой вакханалии электричества.

Малахов упал навзничь, увидел почерневшее, как высоко в горах, небо, увидел, как оттуда с неба летят полосы огненного ливня, как дрожит, превращаясь в плазму, воздух, как дышит холодным огнем каждая бело-голубая полоса молнии. Молнии били в землю, чудесным образом не попадая в Вадима, стягивая широкий конус с вершиной в зените во все более узкий и узкий луч. Луч, уже белый столб электрического огня, стал вспухать посередине омерзительным утолщением, как змея, проглотившая котенка. Этот кокон стал постепенно опускаться сверху вниз.

«Константа связи»

– Это всё? – удивился Андрей.

– А что ты хотел? Датчики, подключение к обычному компьютеру на инструментальный вход – и всё. Дальше дело в программе. На, пользуйся. Только можно я спрошу тебя? Почему ты решил, что это облако, эта пыль, даже если она и разумная, во что мне как врачу не очень верится, вдруг сможет, а тем более захочет с тобой общаться? Вдруг между нашим и его разумом пропасть?

– Он уже говорил со мной, – тихо произнес Малахов, словно стесняясь этих слов. – Когда я находился вне станции. Видимо, общаться, когда я здесь, ему сложно. И более того, он прекрасно нас понимает. Помнишь, я летал к модулю связи? Так вот, катер был запрограммирован не нами, не пилотом, не мной, а именно им, этим… Пылью.