— Ты по поводу Смирновой?

Я кивнула.

— Ну, наверное, пообщаться можно. Я ему позвоню сейчас, и еще — спросить хотел. Вопрос деликатный. Девочку изнасиловали? Тринадцать лет все-таки, — немного помявшись, спросил Ласточкин.

— Нет, все по обоюдному согласию. Любовь!

— Ах любовь… Тогда это меняет дело. Любовь одна виновата, лишь любовь всегда виновата… — дурашливо запел Игорек известную песенку.

Я ему подпела:

— То-то и оно, то-то и оно.

Отсмеявшись, я снова спросила:

— Ну, что там с Заморайским?

— Все, звоню-звоню.

Главврач принялся терзать кнопки своего мобильного.

Наконец звонок прошел.

— Герман Иосифович, да, это я, Ласточкин. Вы, когда освободитесь, не могли бы ко мне зайти? Да, хорошо. Жду, — суровым начальственным голосом приказал в трубку Игорь.

— М-да, хорош, — подколола я приятеля.

Мы продолжили пить душистый чай, и на третьей чашке я наконец-то вспомнила, где я слышала о профессоре Заморайском. Это именно он лечил Таисию Дятлову после того, как она сбежала от Алексея. Да-да, именно Заморайский, со слов Юлии Колчиной, помог будущей актрисе справиться со стрессом и найти себя. Действительно чудесный специалист, не всем дано помогать и лечить израненные души. Надеюсь, он найдет подход и к моей Леночке.

Я уже даже про себя называла ребенка «моим», это тоже грело мне душу.

Минут через пять в дверь постучали.

— Игорь Константинович, вы хотели меня видеть?

В кабинет просунулся сухонький старичок. Хотя со словом «старичок» я поторопилась. Про таких людей говорят, что у них нет возраста, они перестают стареть после тридцати пяти. Заморайский, а это был именно он, выглядел так, что ему вполне могло быть и тридцать, и пятьдесят пять. Но я все же остановилась на возрасте сорок плюс. Одет он был небрежно, но изысканно. Такой парижский шик в нашей Тарасовской губернии. Чрезвычайно худой и энергичный, он походил на огромного кузнечика или даже богомола в своем зеленом пиджаке, который по странной прихоти судьбы встал на задние лапки, побрился и притопал на встречу с начальником.

— Герман Иосифович, добрый день, заходите.

Потоптавшись у двери, Заморайский зашел.

— Чаю хотите? — любезно предложил хозяин кабинета.

— Нет, спасибо. Недавно пообедал. Вы хотели меня видеть? — поинтересовался «кузнечик».

— Не совсем я. С вами мечтает поговорить моя очень хорошая знакомая Татьяна Иванова. Танечка, познакомьтесь с нашим чудо-доктором, доктором по нервам, как говорит моя жена. Я вас ненадолго оставлю, позвоню Светочке, а вы пока побеседуйте.

Ласточкин снова ухмыльнулся в усы и с веселым мотивчиком в духе «Любовь одна виновата» упорхнул из кабинета, как огромный жужжащий шмель.

— Татьяна, очень рад знакомству.

— Спасибо, я тоже.

Рукопожатие у Германа Иосифовича было вялым, но цепкий взгляд маленьких, как буравчики, глаз выражал многое. Я неплохой физиогномист и уже сделала кое-какие выводы о своем новом знакомом.

— Я тоже очень рада знакомству, Герман Иосифович. Я в настоящий момент выступаю в роли опекуна для одной девочки, Елены Смирновой. Ей тринадцать лет, сейчас она лежит в этой клинике, — начала свой рассказ я.

— Что-то серьезное с ней? Неизлечимое? — участливо поинтересовался доктор.

В его голосе было столько неподдельной заботы и участия, что даже я клюнула. И почти что забыла, что у них, у психологов, это профессиональное — забота и участие по прейскуранту оказанных услуг.

— Нет, спасибо, все излечимо — через восемь месяцев она поправится. У женщин такое часто бывает, — я усмехнулась. — Она лежит здесь на сохранении.

— Беременна в тринадцать? Это сейчас, к сожалению, не редкость и никого уже не удивляет, — ответил Герман Иосифович.

— А мы и не собираемся никого удивлять. Аборт ей делать нельзя по медицинским показаниям, потому я хотела бы, чтобы вы с Леной поговорили. Объяснили все, помогли справиться с такими событиями в жизни, подготовить ее к будущему с психологической точки зрения.

— Да, я вас понял. Мне приходилось уже с подобным сталкиваться, я постараюсь помочь девочке. Еще один вопрос, чтобы мне легче было работать, — было ли насилие в отношении Елены, растление малолетних?

— Насилия не было, но отец ребенка был взрослым тридцатипятилетним мужчиной, сейчас его убили. Лена тяжело переживает его гибель, к тому же она живет в доме-интернате, нет родителей или близких, чтобы она могла получить от них поддержку или помощь.

Герман Заморайский склонил голову и по-птичьи внимательно слушал.

— Девочка-сирота, которую еще изнасиловал взрослый мужчина, которого потом и убили, и она от него беременна. Я все правильно понял? Это же очень интересный случай в психологической практике, — он с удовольствием потер руки. — Если вы не против, я потом опишу этот клинический случай в своей научной статье для журнала. Конечно же, все имена-фамилии будут изменены.

— Я не против статьи, можете писать куда угодно, только помогите разобраться маленькому ребенку, что она станет матерью.

— Да, да, конечно. Я уже мечтаю с ней побеседовать, это же уникальные данные для работы.

Он вскочил с кресла и принялся ходить по комнате, разговаривая сам с собой:

— «Психологический вестник» за апрель может взять статью, а лучше перевести ее в «Нейшенл психолоджи», — он от удовольствия чуть ли не выпрыгивал из штанишек.

Вообще, по моему скромному мнению, Герман Заморайский был весьма странный субъект, с чудинкой, хотя в его случае с «психинкой», но для меня сейчас главное — чтобы он хорошо делал свое дело.

Вон как радуется, что ему сложный пациент достался.

— Еще один вопрос к вам, Герман Иосифович. Но это не связано со Смирновой Леной. Несколько лет назад у вас лечилась будущая актриса Таисия Дятлова, хотя это потом она стала Дятловой. Вы ее, наверное, знали под фамилией Скворцова. Несколько дней назад Дятлову убили, задушили в нашем городе. Я расследую ее смерть, я частный детектив…

— Подождите, — перебил меня на полуслове Заморайский. — А что, девочки-сироты Лены нет? Вы все придумали, чтобы до меня добраться? — рассердился профессор.

— Девочка Лена есть, все, что я рассказала о ней, правда. Ей реально нужна ваша помощь. От этого я не отказываюсь. Но информация о Дятловой мне нужна. Расскажите, что с ней произошло, о ее психическом состоянии, — попросила я.

— Я бы рад вам помочь, но я не могу разглашать информацию о своих клиентах. Это врачебная тайна, кто бы мне доверил самое сокровенное, если бы я всем все рассказывал?

Что ж, пора заканчивать со всеми моими делами!