Литвинов, Сонькин и Карпов понимали, что начальство уже все знает — из рапорта консула российского посольства, для которого его должность была «корягой» — дипломатическим прикрытием его истинной должности руководителя российской резидентуры и Австрии. Они говорили об этом между собой еще в гостинице, но ни у кого из них не возникла мысль согласовать показания, которые им предстояло дать, чтобы постараться преуменьшить свою вину. Они знали: врать опасно. Любые, даже самые мелкие нестыковки в их показаниях будут означать, что они что-то скрывают. В рамках служебного расследования последует череда допросов, на которых в разных вариантах будут повторяться одни и те же вопросы. В конце концов нестыковки всплывут и станут главной основой обвинения и соответствующих мер — от объявления о неполном служебном соответствии до увольнения из ФСБ.

Да и не видели они никакой своей вины в том, что произошло. Они выполняли приказ руководства. В ходе выполнения приказа проявили вполне оправданную обстоятельствами инициативу: дали знать профессору Русланову, что его семья у них, в расчете на то, что сыщики ГУВД и оперативники ФСБ, занятые этим делом в Москве, чуть раньше или чуть позже семью найдут. Но в своих показаниях этого мотива своих действий они не привели. Потому что оправдываться в таких случаях, а тем более пытаться переложить вину на руководство, — самый короткий и верный путь к бесславной отставке.

Изучив объяснения Литвинова, Сонькина и Карпова, куратор собрал экстренное совещание руководителей всех задействованных в деле служб. Он не стал объяснять причину срочности, а раздал всем ксерокопии рапорта консула и письменных показаний подполковника Литвинова, капитана Сонькина и капитана Карпова. Люди, собравшиеся в кабинете заместителя директора ФСБ, много чего повидали на своем веку, но и на них прочитанное произвело впечатление.

— Сделал он их! — заметил начальник ГУБОП. — Как котят. Ай да профессор! А говорят, что интеллигенция ничего не может. Может. Когда интеллигенция берется за дело, все остальные могут отдыхать. В том числе и политики. Взять наших олигархов. Кем они были? Никем. А кем стали?

— Но после этого они перестали быть интеллигентами, — заметил начальник Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями, который чаще других сталкивался с интеллигенцией, которая занялась бизнесом или политикой, а чаще всего бизнесом и политикой одновременно, потому что никакой серьезный бизнес в России не мог быть успешным без поддержки политиков.

— Это еще почему? — удивился начальник ГУБОП.

— В чем разница между интеллигентом и политиком? Интеллигент никогда не врет, а если врет, то вынужденно и с отвращением. Политик врет всегда, потому что он должен верить в то, что несет. Интеллигент всегда во всем сомневается. Политик ни в чем не сомневается никогда. У интеллигента есть совесть. У политика совести нет. Вместо совести у него сплошной патриотизм и желание послужить своему народу любыми средствами.

— Давайте к делу, — прервал наметившуюся дискуссию куратор. — Доложите обстановку. Владимир Сергеевич, начните, — обратился он к Полонскому.

Полонский доложил: майор Гольцов вылетал в Махачкалу и расследовал обстоятельства, при которых появилось заключение о смерти Магомеда Мусаева. На основании этого заключения был отменен международный розыск. История темная. Протокол об опознании трупа Мусаева подписали три свидетеля, жители Махачкалы. Двое из них вскоре после этого бесследно исчезли. Третий был арестован в Москве за торговлю наркотиками и отбывает наказание в Потьме. При допросе, который провел вылетавший в Потьму сотрудник Интерпола, он заявил, что трупа не видел, а протокол об опознании подписал под давлением начальника городского отделения милиции. На того в свою очередь давил какой-то человек кавказской национальности в штатском, прибывший из Москвы. Начальник милиции явно заискивал перед ним и дважды назвал его Шамилем. Возможно, это тот самый Шамиль, про которого в своих разговорах с подполковником Литвиновым упоминал профессор Русланов.

— Эксгумацию провели? — перебил куратор.

— Нет. Майор Гольцов настаивал на ней, но ему было отказано в самой категорической форме. Со ссылкой на местные традиции, которые не разрешают тревожить прах умершего. Но и без эксгумации ясно: похоронили не Мусу.

— У вас все?

— Еще две информации. Из национального центрального бюро Интерпола Нидерландов поступило сообщение, что Муса вылетел из Амстердама в Вену. Австрийский Интерпол подтвердил, что он прилетел два дня назад ночным рейсом. Ни в каком отеле не зарегистрировался, машину напрокат не брал, поэтому они не знают, где он сейчас. Но факт, что он в Вене. Второе: профессор Русланов исчез. Номер в отеле «Кайзерпалас» он оплатил и оставил за собой, но не появляется в нем уже третьи сутки.

— Час от часу не легче, — прокомментировал куратор. — Поехали дальше.

Начальник ГУБЭП доложил: фирму Асланбека Русланова проверили со всей основательностью. Никаких нарушений не выявлено. Там, правда, такой главный бухгалтер, что сумеет скрыть миллионы — и комар носу не подточит. Счетом в венском банке «Кредитанштальт» фирма не пользовалась много лет. О том, что на счету фирмы сорок два миллиона долларов, главбух ничего не знает и не желает в это верить. На предложение запросить банк ответил категорическим отказом. Он подчиняется генеральному директору фирмы, своему зятю Асланбеку Русланову, а всех остальных просит не беспокоиться.

— И вы не попытались на него надавить? — усомнился куратор.

— Попытались. Не буду говорить, куда и в каких выражениях он нас послал. Ему семьдесят восемь лет. В молодости отсидел шесть лет по пятьдесят восьмой статье и с тех пор кладет на всех с большим прибором. Очень воинственный старикан. Знаете, что он нам сказал? Попробуйте изъять у меня хотя бы пустую бумажку, я вас по судам затаскаю вплоть до международного суда в Гааге. Я, говорит, такой говнюк, что со мной лучше не связываться.

— Что с семьей профессора Русланова? — обратился куратор к начальнику ГУБОП.

— Никаких сдвигов. Ни родные, ни знакомые ничего не знают. Две сестры Рахили Ильиничны живут в Израиле, две другие в Москве. Отношения у них прохладные. Они до сих пор не могут простить сестре, что она вышла замуж за чеченца. Но, скорее, просто завидуют.

— Есть вероятность, что семья профессора находится у чеченцев?

— Трудно сказать. Нет никаких доказательств «за», нет никаких доказательств «против». У чеченцев происходят какие-то серьезные разборки. Три дня назад неизвестными был зарезан хозяин чеченского кафе на Яузе Яша Кривой. Перед смертью его пытали. Возможно, это связано с исчезновением профессора Русланова. В ночь перед отлетом в Вену он был в кафе и о чем-то говорил с Яшей. Те двое, которых выловили из Яузы, были людьми Яши. Приказ убить такого человека, как Яша Кривой, могла отдать только очень крупная фигура. Возможно — тот самый Шамиль. О нем мы ничего не знаем.

— Помощь нужна?

— Нет. Людей и технических средств достаточно. Все известные телефоны поставлены на контроль. Думаем над тем, какой бы переполох устроить чеченцам, чтобы все они на уши стали. Тогда что-нибудь всплыло бы.