— Да кто ты такой, чтобы решать, что правильно, а что неправильно?! Кто ты такой, чтобы вмешиваться в отношения России с Евросоюзом?! Кто ты, твою мать, такой, чтобы лезть в дела государственной важности?!

И тогда Гольцов встал, одернул китель, смахнул невидимые соринки с плеч и представился:

— Бонд. Джеймс Бонд.

Последнюю точку в этом романе, в котором гораздо меньше вымысла, чем можно предположить, я поставил в начале восьмого утра. После четырнадцати часов за компьютером голова уже ничего не соображала. Но и сна не было ни в одном глазу. Чтобы хоть чем-то себя занять и дать голове остыть, я включил телевизор.

Было 8:45. 11 сентября 2001 года.

И я понял, что мой роман безнадежно устарел, едва успев родиться. Что он — о прошлой жизни, какой больше не будет. Так мы жили вчера. Как мы будем жить завтра, зависит от того, поймем ли мы нашу вчерашнюю жизнь со всеми ее прозрениями и заблуждениями, надеждами и разочарованиями.

Поэтому я не изменил в романе ни строчки.

Я начал книгу фразой: «Если война началась, то она началась, дойдет и до вас». Этой же фразой я хотел и закончить. Но закончу другой, не мной придуманной. Уже не одну тысячу лет люди надеются, что хоть когда-нибудь смогут сказать эту фразу о себе, о своей родине:

«Вот, зима уж прошла, дождь миновал, перестал. Цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей…»