ним — обманутым мужем. Камынину ненавистен был взгляд Молостова, его большие сильные руки, красивый рот, ослепительные зубы, само присутствие. Поворачиваясь, чтобы идти к машине, Андрей Ильич вдруг сорвался и, заикаясь от гнева, бросил ему:

— Вам же я делаю выговор за состояние участка и за мост.

И, сев в газик, приказал везти себя в город. Андрей Ильич чувствовал, что перехватил, — даже следователь, землекопы стали отводить от него глаза. Желчь душила Камынина: скверно, очень скверно. Вообще куда ни сунься, везде непорядки: резко упала завозка стройматериала баржами по Оке; железная дорога требует штраф за простой платформ с камнем на Суходреве; командиры районных штабов стараются урвать машины для своих участков. А тут еще дожди…

Лишь когда впереди показался Моданск, он вспомнил, что забыл прихватить с собой на завтрашнее воскресенье Варвару. Вот что значит расстроиться! Придется ей сегодня после работы искать попутный грузовик.

XXII

В конторе облдоротдела Андрею Ильичу передали, что два раза звонили из дома Протасова. Камынин тотчас снял трубку и попросил соединить с квартирой секретаря обкома. Женский голос сказал, что Семен Гаврилыч просит его срочно приехать. «Буду через пятнадцать минут», — ответил Камынин. По дороге, сидя в газике, он удивился: почему Протасов вдруг зовет домой? Почему не в обком, как это делается обычно? Машинально провел рукой по щекам, подбородку и, против воли, слегка улыбнулся: сегодня выбрит.

Автомобиль проскочил несколько перекрестков в сторону Оки и свернул на тихую, затравевшую улицу, всю в садах. Возле серого каменного особнячка с большими цельными стеклами и высоким забором шофер остановился.

Встретила Камынина жена секретаря, немолодая, полная, но бледная женщина, одетая в широкое удобное платье, лакированные туфли. Камынин до этого несколько раз видел ее: она работала главным редактором на радиовещании.

— Вы надолго к Семену Гаврилычу? — негромко спросила Протасова, указав, куда вешать кепку.

— Не знаю даже, по какому вопросу вызван.

Ее большие карие глаза глянули просительно:

— Если можно, товарищ Камынин, не задерживайтесь долго. Очевидно, вы знаете, что Семен Гаврилыч давно страдает расширением сердечной аорты. Единственное его лекарство — спокойствие, отдых. Врач категорически запретил ему работать три дня. Но ведь вы знаете характер мужа? Так что особенно не перегружайте. Я уж не хотела вас пускать, да он сказал, будто вы по личному и неотложному делу?

И глаза ее, и губы, и сморщенный лоб — все изображало вопрос, плохо скрытое недоверие.

— По личному? — Камынин пожал плечами, молча соглашаясь с Протасовой, что едва ли это так. — В общем я постараюсь закруглиться поскорее.

Протасова провела его в большой кабинет, обставленный кожаной мебелью, с несколькими телефонными аппаратами на массивном письменном столе. У стены солидно тикали часы в двухметровом ящике красного дерева, с башенкой. На широком диване, с откинутым в ногах валиком, была постелена свежая полотняная простыня. Секретарь обкома полусидел, опираясь локтями на белоснежные подушки. Перед ним на низеньком круглом столике палехской работы стояла коричневая пластмассовая лампа, горкой лежали книги, тетрадь для записей, синий карандаш. Дверь и оба окна в сад были распахнуты, гул города сюда долетал слабо. Нижняя рубаха на Протасове обнажала его толстую волосатую грудь, но пот обметал надбровья: видно, не хватало воздуха. Оттого что глаза Протасова запали, взгляд казался острым, сосредоточенным.

— Сквозняка не боитесь? — спросил он Камынина, откладывая в сторону журнал, который читал. — После дождя такой воздух свежий…

— Я три года сапером провоевал. Приходилось сутками в ледяной воде сидеть.

— Тогда берите стул. Я немножко прихворнул, поэтому вызвал вас на дом. Рассказывайте, были на Омутовке у моста? Есть жертвы?

— Обошлось, Семен Гаврилович. Машина шла порожняком на карьер.

— Повезло вам, товарищи руководители стройки, — жестко усмехнулся Протасов. — Ну да вызова на бюро и теперь не миновать… Плохо у вас налажена отчетность. Сводки далеко не отражают истинного положения на трассе… в частности, на квашинской дистанции. — Видя, что Камынин молчит, он спросил: — Как движется фронт работ?

— Дожди затопили. Народ говорит, что действуют как настоящий «военный противник».

— М-да. Здесь наши директивы бесполезны. Какому языческому божеству подчинялись молния, гром? Перуну?.. Ну, а что с камнем?

— На некоторых участках положение критическое. Особенно на Чашинском. Я распорядился, чтобы Хвощин подбросил Баздыревой пару грузовиков, но… чувствую, он внутренне сопротивляется. Видимо, начальник дорожного отдела считает, что я забываю свое место и слишком вмешиваюсь в дела его дистанции: ведь между нами соцдоговор. Думаю, что я напрасно согласился возглавить стройку. На этот пост надо было назначить не главного инженера, а, как и везде, самого…

— Областному штабу виднее, кому доверить руководство, — сухо перебил его Протасов. — Машины освоили?

— Лучше стало. Но запчасти режут. «Тракторсбыт» ведет себя по-барски: «Приезжайте к нам, доложите, мы постараемся изыскать возможности». Идет всенародная стройка…

— Что предлагаете? — перебил Протасов.

— Пусть и они инициативу проявят. Управляющий Малюткин мог бы сам проехать по трассе, ознакомиться, каких запчастей не хватает к бульдозерам, к тягачам… В такое время да отсиживаться в кабинете?

— Что еще тормозит работу?

— Нечем расплачиваться с рабочими. Хорошо бы пробить в Москве в Промбанке вопрос о финансировании. Дали бы хоть тысяч двести в счет аванса…

Взяв синий карандаш, Протасов начал делать для себя пометки в блокноте. Докладывая о потребностях трассы, Камынин старался говорить короче. Секретарь, как бы подытоживая, сказал:

— Нужды все те же? Вопрос о нехватке людей на Спас-Деминском участке утрясти нетрудно: я сегодня же позвоню в райком. Насчет транспорта дело сложнее. Я тут, правда, зондировал почву с нашими хозяйственниками. Нефтеперегонный завод обещал помочь, ткачи дадут на недельку пару машин, автоколонна кое-что выделит. А вообще, наверно, придется в один из ближайших выходных устроить еще воскресник. Городской и по области. Ну, а руководителям торга за плохую доставку продуктов поставим на вид… Трасса для области — ударный участок, и ей должно быть предоставлено все самое лучшее.

Помня о просьбе хозяйки, Камынин встал, начал прощаться. Протасов вновь показал ему на стул.

— Почему это у чашинцев все не вяжется? — как бы рассуждая, проговорил он. — Люди, что ли, слабые?

— Не считаю, — ответил Камынин. — Во-первых, неудачное стечение обстоятельств: мост сломался. Во-вторых, мы, дорожники, зимой плохо подготовились к постройке трассы. В-третьих, у них там низинка есть, болотистое место: долго на нем сидели. А к тому же на квашинской дистанции неправильное распределение сил: одни участки укрепляются за счет других. Во всяком случае, такое мое мнение.

Протасов подтянул левой широкой и толстой рукой простыню на грудь, о чем-то думая.

— А может, вам, Андрей Ильич, следует сделать некоторые перемещения? Например, дорожного техника Молостова перебросить на другой участок,