А может, Саманта права и я просто оказался единственным, кто захотел ему помочь.

Или, может, я ему тоже понравился.

Так или иначе, мысль о том, что дело снова вернется на полки хранилища и будет пылиться там до скончания веков, очень меня огорчала. Я ведь уже говорил — терпеть не мог отступать. Смешно, конечно, учитывая, как прошли мои детство и юность — сплошные неудачи. Но неудачи эти я всегда воспринимал очень тяжело, вот что важно. Я стремился к своей цели. Если я решал стать раздолбаем, так уж непременно самым раздолбаистым раздолбаем на курсе, чтобы перепить всех приятелей. Такой у меня характер, он достался мне по наследству от предков. К тому же я очень себя любил (нарциссизм у нас в семье тоже наследственный). Трудно сказать, где тут причина, а где следствие. В общем, занявшись этим делом, я уже не мог смириться с неудачей.

Проще всего было бы позвонить Саманте. Но как-то у меня не получалось ей позвонить. Она мне не звонила, и я решил, что Саманта сожалеет о той ночи. Не буду же я навязываться? И все равно я о ней постоянно думал. Никогда раньше мне не приходилось заниматься любовью в таких странных условиях. Кровать под нами скрипела и, казалось, готова была разлететься в щепки — они и так торчали по краям, — и от этого кровь закипала в жилах еще сильнее.

Внезапно жизнь моя снова стала обыкновенной. Рутина сводила меня с ума. Телефонная трубка наливалась свинцовой тяжестью, от приветственных слов клиентов начиналась мигрень, мысли бродили где-то далеко, и сосредоточиться более чем на несколько минут я просто не мог. Уже не говоря о том, чтобы блистать остроумием в процессе беседы.

— Итан! — Мэрилин отложила нож. Значит, дело серьезное. Она бубнила что-то про то, как кто-то кого-то обидел в Майами, и как у него только смелости хватило. — Ты хотя бы вид сделай, что слушаешь!

— Извини.

— Ты где? Может, ты заболел?

— Нет. — Я помолчал. — У меня Макгрет из головы не выходит.

Заметьте, я не соврал. Просто не уточнил пол.

— Кто? А, твой полицейский?

За время нашего знакомства я изменял Мэрилин раза три или четыре, точно не помню. Я никогда потом ей об этом не рассказывал. Но я также никогда ей не врал.

«Твой полицейский».

И тогда я соврал: просто кивнул.

— Да, — сказала Мэрилин. — Ужасно грустно, что он умер. Тебе ведь грустно, правда? Ты ведь не будешь доедать?

В этот момент я вдруг ее возненавидел. В прошлом она часто раздражала меня, но теперь все было по-другому. Пришлось извиниться и встать из-за стола.

Я пошел в туалет, умылся, пару раз шлепнул себя по щекам. Слушай, что тебе говорят. Ты ведешь себя невежливо. Я пообещал себе выбросить всех Макгретов из головы и соблюдать приличия. А потом — не сегодня, еще не скоро — я аккуратно намекну Мэрилин, что изменил ей. Необязательно говорить с кем. Ничего страшного. Признаюсь — и будет легче. Я переживу, и она переживет. Я вытер руки и вернулся к столу. Мэрилин ушла, не забыв оплатить счет.

Окончилась моя спокойная неделя, когда раздался телефонный звонок. Опять звонок. Тони Векслер.

— Твой отец хотел бы тебя видеть. Прежде чем ты откажешься…

— Я не приеду.

Тони вздохнул:

— Можно я закончу? Пожалуйста.

— Попробуй.

— Он хочет купить картины.

Вот это новость. У отца было много картин, но он больше тяготел к морским пейзажам и корзинам с фруктами. По правде говоря, я много лет не бывал в его доме, за это время он вполне мог собрать коллекцию современного искусства. Он мог бы также нанять Джулиана Шнабеля[33]разрабатывать дизайн обоев и Ричарда Серру[34]— изготавливать кухонную утварь. И все же у меня сложилось впечатление, что Тони говорил серьезно.

— Можешь смеяться, я разрешаю. И обещаю никому не рассказывать, — сказал я.

— Предложение совершенно искреннее.

— А я думал, ты уже исчерпал все предлоги. Молодец, здорово придумал.

— Это не предлог. Он хочет, чтобы ты приехал. Рассматривай его как клиента.

— Если он клиент, то может приехать в галерею, как делают все нормальные люди.

— Я не хуже тебя знаю, что не все твои клиенты сами приезжают в галерею.

— Я привожу им картины на просмотр только в том случае, если они раньше у меня уже что-то покупали.

Он устало хихикнул:

— Туше.

— Если он хочет купить картину, я с удовольствием сведу его с теми, кто лучше удовлетворит его пожеланиям. А что он ищет?

— Рисунки Крейка.

К такому повороту я не был готов. Помолчав секунду, я ответил:

— Ну, тогда ему не повезло.

— Слушай, приезжай сегодня, а?

— Я же ска…

— Тебе необязательно с ним видеться. Можем поговорить сами.

— Я тебе не верю.

— Просто приезжай. Если тебе что-то не понравится, можешь уехать. Или даже так… Бог с ним, с домом. Давай встретимся где-нибудь еще, где скажешь. Можешь даже выслать кого-то на разведку и убедиться, что я пришел один. Как в кино про шпионов. Ты диктуешь условия, время и место.

— Приезжай сюда.

— Я бы предпочел избежать огласки.

— Ты сказал — диктуй условия. Я диктую.

Он замолчал, начал говорить, снова замолчал. Это только укрепило меня в подозрении, что сделка могла состояться, только если я приеду к нему. Другого не дано. Либо он пытался собрать меня и отца в одной комнате, либо получил четкие инструкции указать мне мое место.

— Детский сад, — наконец сказал Тони.

— Глупо было бы предполагать, что я буду вести дела по чужим правилам.

— Он действительно хочет купить. Это серьезное предложение. Серьезное и уже просчитанное.

— Сколько?

— Не понял.

— Сколько рисунков он хочет приобрести? Я выезжаю на дом только к тем клиентам, которые готовы сделать мне серьезное предложение. Ну вот и давай посмотрим, серьезно его предложение или нет. Сколько он хочет купить?

— Все.

Я вздохнул.

— Не знаю, что ты задумал, Тони, но времени на ваши интриги у меня нет.

— Подожди! Подожди минутку. Это правда. Он хочет купить все рисунки. В том числе и те, что ты уже продал. Ты ведь какие-то уже продал, да?