Ибо благо петь Богу нашему».

Брат Макгрета произнес прощальную речь, за ним старшая сестра Саманты — я никак не мог вспомнить ее имени. Называл мне его Макгрет или нет? Бог его знает. Мы проводили вместе много времени, но обстоятельства, объединившие нас, были столь странными, что я почти ничего не знал о старике. Нет, я знал его, привык к его резким шуточкам, знал, как он боролся за торжество справедливости. Но о его жизни… Что я мог о ней знать? Я пытался угадать, кто здесь кто. Вон тот — может, это его бывший напарник? Тот самый Ричард Сото? Я заметил Энни Ландли и так обрадовался знакомому лицу, что чуть не помахал.

— Конечно, мы все привыкли думать о нем как об офицере полиции. Он и был им, был всегда, при любых обстоятельствах. И делал свою работу замечательно. Когда я была маленькой, он брал меня с собой покататься на машине. Включал сирену на пару секунд, и люди оборачивались, чтобы на нас посмотреть. Я помню, как думала: «Это мой папа! Это они на папу смотрят». Я так гордилась им. Папа, я так тобой горжусь. Мы все гордимся. Мы знаем, какой тяжелой была твоя жизнь. Как ты выкладывался, как переживал за тех, кто обратился к тебе за помощью. Ты никогда не переставал быть тем человеком, которым я так гордилась.

Псалмы, вино, облатки.

«Тебе, о Господи, поручаем мы душу раба Твоего Леланда Томаса Макгрета».

Шесть плечистых мужиков несут гроб.

Процессия двинулась следом. Идти было недалеко, около километра. Я шел один, рядом ехала череда автомобилей и катафалк. День был ясный, солнце палило, как будто тоже решило попрощаться с покойником.

У могилы я все смотрел на Саманту. Она стояла одна и больше не опиралась на руку матери. Мать теперь поддерживала какого-то человека с усами, точно у моржа. Его голубой свитер очень выделялся на черном фоне. Саманте этот человек явно не нравился. Старшая сестра к нему, видимо, относилась лучше и даже один раз сжала его руку.

Я пытался понять, кто это, перебрал несколько вариантов и остановился на одном, самом вероятном: это второй муж их матери. Похоже, Саманта переживала развод родителей тяжелее, чем старшая дочь. Может, сестра уже выпорхнула из гнезда к тому времени и Саманта одна наблюдала, как разваливается ее семья.

«Боже всемилостивейший Отче, приими слезы и услыши мольбы наши».

Служба закончилась, народ стал расходиться по двое-трое. Я двинулся было к Саманте, чтобы выразить ей свои соболезнования, но остановился: она вполголоса спорила с матерью. Женщины бурно жестикулировали и почти упирались друг в дружку лбами. Одинаково упрямые рты, одинаково полные икры. Лицо бывшей миссис Макгрет украшал нездоровый загар, такой обычно получается, если долго ходить в солярий. По контрасту казалось, будто Саманта нарочно такая бледная, исключительно для того, чтобы не походить на мать.

— Может, вместе такси поймаем? — Позади меня стояла Энни. — Нас на поминки зовут.

Я ответил, что нанял на день машину, и пригласил ее.

— Вполне бесплатно.

— Надеюсь, все-таки не вполне.

По пути к дому Макгрета я пытался разжиться информацией о семье. Большинство заключений, к которым я пришел, оказались правильными. Загорелая женщина — действительно бывшая жена Макгрета. А человек с моржовыми усами — ее второй муж. Оказалось, правда, что все несколько сложнее. Этот же самый второй муж был одновременно и напарником Макгрета.

Я порылся в памяти, вспомнил фамилию на стенограмме допроса и спросил:

— Гордан?

— По-моему, его зовут Джерри.

— Ну да, правильно. Дж. Гордан. Джерри.

— Как скажешь.

— Неловко ему, наверное, тут находиться.

— Думаешь?

— А я-то переживал, что никого не знаю.

— В общем, да, ему еще хуже.

— А что случилось?

— Да все как обычно. Макгрет на работе. Жене одиноко. Денег мало. Хотя она, конечно, по самому больному месту вмазала.

Я вспомнил речь Самантиной сестры. «Мы все привыкли думать о нем как об офицере полиции». Я-то сначала подумал, что это комплимент такой. Нет, это больше похоже на обвинение. Возможно, Саманта пошла в прокуроры, желая продемонстрировать, на чьей она стороне. Тогда почему же она не говорила прощальных слов, слов в его защиту?

— Мне показалось, вы с ней подруги, — сказал я Энни.

— Еще какие.

Она поведала мне, что они с Самантой познакомились на конференции судмедэкспертов. Она училась на эксперта, Саманта собиралась стать офицером полиции.

— Мы как-то сразу спелись. Стали как сестры.

— Кстати, как зовут ее сестру?

— Джульетта. Она в Северной Каролине живет.

— А, ну да. Спасибо, без тебя я бы про них столько не узнал.

— Что, запал?

— Запал?

— Влюбился в нее?

Я засмеялся.

— У меня есть подруга.

— Хреново. Ей как раз такой, как ты, нужен.

— Это какой?

— Богатенький, — ответила она и тоже засмеялась.

— Чего это я сразу богатенький?

— Ты на ботинки свои посмотри.

— А что ботинки?

Она пожала плечами и снова засмеялась.

— И потом, по-моему, у нее уже есть кто-то, — сказал я.

Энни посмотрела на меня как-то странно.

— Они что, разошлись?

Она ответила:

— Он был пожарным.

— Ох, — сказал я.

На этом темы для обсуждения у нас закончились. Мы оба вспомнили, откуда едем и куда направляемся. Энни подвинулась ближе к окну и выглянула наружу. Я выглянул с другой стороны. Ехали мы как-то уж очень долго.

Вместо пузырьков с лекарствами на обеденном столе были подносы с нарезанными фруктами и подмокшими бутербродами. Саманты нигде не было видно, как и ее сестры и матери. Народ клубился вокруг бутылок. Мы с Энни разбрелись по разным углам. Я перекинулся несколькими словами с каким-то кудрявым толстяком, он пожал мне руку, и оказалось, это и есть Ричард Сото. Я назвался, и он сказал:

— А вы тот парень, о котором Ли говорил.

— Да.

— С меня причитается. — Он повел меня к столику, заставленному бутылками.

— А что я сделал?

— Вы отцепили от меня этого поганца. До того, как появились вы, он звонил мне каждые пять минут, падла. Виски, прошу. — Он подал мне стаканчик, я из вежливости не стал отказываться. — Вы для него очень много сделали. Хороший вы человек. Давайте. До дна.

Он выпил залпом, а я потихоньку вылил спиртное на ковер. Потом поднял стаканчик к губам и поморщился.

— Вторая лучше пойдет. — Он снова отвинтил крышечку бутылки.