Рабби Лёв грустно улыбнулся:

– Это богатая мысль, молодой Нил. Если бы я мог, я бы весь свой народ заменил големами, которые не чувствуют ни обиды, ни боли, не страшатся самой смерти, равнодушны к изгнанию, лишениям и пыткам, а в огне только крепчают… Да, чайничек непременно китайский… Подарок императора, между прочим! И виной всему происки завистников да интриги союза шабес-гоев…

Костя кашлянул и сказал:

– Шабес-гои – они кто такие? Может, с ними надо побазарить по-мужски?

Рабби рассмеялся.

– Шабес-гой буквально значит «субботний иноверец». От слова «шабад» – суббота… Мы нанимаем этих ребят на один день в неделю. Ясно?

– Да, – обрадованно сказал Костя. – И ещё мне ясно, почему Агапыч в конце тренировки командует: «Шабаш!»

– А итальянцы говорят: «Баста!» – тот же корень! – подхватил старик. – Молодой человек, если не трудно, подкатите моё кресло к столу, будем пить чай с яблочным пирогом… Сами его и порежьте…

Всё было очень мирно и по-домашнему, от чего друзья уже успели отвыкнуть.

Когда крепкий травяной чай был выпит, а вкуснейший пирог съеден, рабби Лёв сказал:

– А теперь займёмся вашим… хлебом. Нил, возьмите письменные принадлежности в верхнем ящике вон того бюро. Так. Несите сюда. Оторвите кусочек пергамента… Не получается?

– Дай-ка я, – сказал Костя. – Я уже работал с пергаментом…

Но его опыт писаря на богатырской заставе, увы, не пригодился – ведь надпись следовало сделать на иврите, а этого языка не знал даже ботан. Зато ботан был сообразительный: он попросил у рабби еврейскую наоборотную азбуку и вскоре выполнил задание.

– Теперь сверните пергамент в трубочку, – сказал рабби. – И попробуйте воткнуть её, что ли…

Костя охнул, заметив, что каравай содрогнулся. Потом из него стали расти маленькие лапки и ножки, прорезался ротик и даже возникли глазки – но не весёлые изюминки Виссариона Глобального, а какие-то мутные, мертвенные буркальца.

Колобок-голем встал на ножки и свистящим змеиным шёпотом произнёс:

– С-слуш-шаюс-сь, хоз-зяин…

И вдруг в уютной келье всем сделалось так страшно и тошно, что Жихарев быстро схватил бывшего Колобка, вытащил из него бумажную трубочку – и хлеб снова стал хлебом…

– Это не наш Виссарион, – сказал богатырь. – Это просто нежить какая-то…

– Недотыкомка, – уточнил побледневший Филимонов.

Рабби Лёв беспомощно развёл руками:

– Это всё, что в моих силах. Жизнь вдохнуть я ещё могу, а вот вернуть душу…

Тут раздался мелкий дробный стук в дверь, и глубокий бас проворковал:

– Нештатная ситуация!

Потом послышался чей-то визг, удар – и дверь дома влетела внутрь, сорванная с крепких стальных петель.

Операция захвата была продумана до мелочей. Должно быть, нападавшие прекрасно знали расклад сил.

Двое стражников сразу устремились к рабби Лёву и встали по обе стороны кресла, скрестив алебарды.

Костя остался в стороне и успел ухватить с лавки Меч Спецназначения – этим воякам вполне хватило бы и ножен…

Но старший группы, усач в парадной кирасе с гравировкой, уже стоял за спиной Филимонова и держал ботана за шею, угрожая кинжалом.

Костя плюнул и бросил меч. Ему споро скрутили руки верёвкой, да ещё каким-то хитрым узлом. Юный богатырь уже знал по былинному опыту, что вырываться и выкрикивать свободолюбивые лозунги при задержании стыдно и бессмысленно. Один бы он мог попытаться уйти. И даже не попытаться, а просто уйти. Но рисковать жизнью ботана не мог… За здешними ребятами перехватить глотку не заржавеет!

– Позвольте! – запоздало вскричал рабби Лёв. – Это мои гости! Вы не имеете права! У меня охранная грамота самого императора! Это произвол!

Старший передал Джульверна своему помощнику и подошёл к креслу. Алебарды встали по стойке смирно.

– Рабби, – поклонился он и прижал руку к сердцу. – Его императорское величество велел передать вам глубочайшие извинения за беспокойство. Только что мы избавили вас, а может быть и наш христианский мир, от страшной опасности…

– Извольте объясниться, полковник фон Бюлов!

Начальник стражи прокашлялся.

– Эти мерзавцы, – заревел он страшным голосом, – эти ваши так называемые гости, с которыми вы тут распивали чаи, на самом деле посланцы нечестивого турецкого султана! Они хотели выкрасть вас и доставить в Стамбул, чтобы вы изготовили для басурман целую глиняную армию! Нехристи пользуются тем, что нынешний Папа Римский какой-то чудной…

Филимонов поймал себя на том, что про чудного Папу он уже где-то слышал, но думать об этом сейчас было некогда.

– Такого не может быть, – сказал поражённый каббалист. – Зачем султану глиняная армия, у него и живых-то некуда девать…

– У нас зря не хватают, – сказал полковник. – Говорю честно, по-солдатски. Видите, как притихли заговорщики? Возразить-то злодеям нечего…

– Зато мне есть что сказать этим юношам. Увы, друзья, до исхода субботы я не могу пойти во дворец, чтобы ходатайствовать за вас. Но суббота, к счастью, не длится вечно. Я уверен, что недоразумение разрешится…

– Можете и не успеть, рабби, – осклабился фон Бюлов.

– Это почему?

– Потому что мне предписано доставить преступников в Подземелье Высокой Науки для опытов. На них наши светила будут проверять эликсиры бессмертия и прочую гадость. Я считаю – это лучше, чем травить несчастных собачек, кошечек, кроликов и даже крыс. Крысы, в отличие от вражеских наймитов, достойны честной солдатской смерти от удара сапогом, а не от подлой отравы. Недаром наши придворные мудрецы называют себя гуманистами…

Бен Бецалель бессильно уронил руки.

Круглый каравай по-прежнему лежал посреди стола, потому что страже было строго указано – в доме каббалиста нельзя ничего трогать, а тем более тырить оттуда! Себе дороже выйдет!

– Ладно хоть Колобок в безопасности, – сказал Филимонов. Их гнали по утреннему городу, уже наполненному торговым, рабочим и праздным людом. – А филин-то успел слинять?

С ближайшей крыши донеслось басовитое гульканье.

– Хорош голубок, – проворчал Костя. – Но всё-таки лучше, что он остался на свободе.

– Ну да, – согласился Джульверн. – Будет прилетать к нам в темницу, вскормлённый на воле орёл молодой, а мы станем передавать с ним записки безутешной родне… Герр полковник, а что это за тюрьма, в которую нас ведут?

Полковник фон Бюлов, на счастье или несчастье, оказался словоохотлив:

– Это не тюрьма, а Подземелье Высокой Науки, турецкое отродье! И вскоре ты отведаешь плодов этой науки!