Шелестов с саркастической улыбкой вспомнил, как беспардонный Лаврентий, допускаемый на все заседания военной разведки, на которых присутствовал Сталин, полгода назад, в день подписания Сталиным Указа о создании Ленинградского отделения военной разведки, поблескивал пенсне и говорил, не глядя в сторону Шелестова:

— И запомните, товарищи, что на всякую хитрую жопу всегда найдется хер с винтом!..

Предназначалось это, конечно, Шелестову, как предупреждение о том, чтобы тот не придавал слишком большого значения своему положению. Сейчас же, спустя полгода, Шелестов с усмешкой продул папиросу, замял ее зубами и пробормотал:

— На всякий хер с винтом, товарищ Берия, всегда найдется жопа с лабиринтом, — и прикурил, разгоняя перед собой дым.

НКВД умоется. Можно было бы, конечно, поконтактировать с Федоровым, но Шелестов помнил и о Ярославе, и о его семье. Взглянув на часы, он удивился, поняв, что они показывают четыре часа. До начала операции по ликвидации банды Червонца-Полонского оставалось чуть более пяти часов.

Уже в гараже, где он руководил организацией по оборудованию грузовика, он почувствовал неясную тревогу.

Когда же Шелестов понял, что его беспокоит, он содрогнулся, но довел мысль до ее логического завершения…

Сталин. Вот тот человек, который был способен разом разрубить гордиев узел, связывающий Корсака с его прошлым. Одним неторопливым жестом или словом первый человек страны, наводящий ужас на всех, мог поставить точку в мытарствах Ярослава и даже обеспечить его будущее.

А мог… А мог поставить точку в его существовании. Так же медлительно вынуть трубку изо рта, пройтись по своему кабинету, ничуть не напоминающему хоромы сибарита, и сказать так тихо, что слышать его могли даже за Полярным кругом: «А что, товарищ Шелестов, вы по-прежнему верите в то, что врагов народа можно перевоспитать?»

И полковнику даже не придет в голову возразить, что ранее он идеей перевоспитания врагов народа вроде как и не озарялся. Зато такая мысль мелькнет у Берии, который вспыхнет фарами своего чудаковатого чеховского пенсне и порозовеет, как это бывало с ним не раз, когда намечалось очередное кровопускание.

А ночью в квартиру Шелестова на Невском придут деловитые люди. И уже утром полковник, превозмогая боль, плюнет на протокол допроса, где будут расписаны все самые яркие моменты его совместной работы с английской разведкой, и это будет то же самое, как если бы он поставил под этой мерзостью подпись. Жена и Паша поедут на Север, где, конечно, жить им останется не так долго. Впрочем, нет, Паша никуда не уедет, потому что его тоже заставят плюнуть на протокол, где он признается в посредничестве между «МИ-6» и ее резидентом в СССР Шелестовым-старшим. Семейный подряд — особый смак в работе Берии. Следуя кавказской традиции вырезать все семейство, дабы потом не нарваться на кровную месть, гнуснейший представитель гордого и благочестивого кавказского народа оставляет за собой право жить долго и счастливо…

Но все же ему хотелось надеяться на лучший исход.

«А что, товарищ Шелестов, вы можете положиться на товарища Корнеева?» — «Конечно, товарищ Сталин, я знаю его давно. Я узнал его еще до того, как он захватил часть архива СС, предоставив нам возможность узнать неизвестные ранее имена военных преступников, и гораздо раньше, чем вы подписали Указ о присвоении Корнееву звания Героя Советского Союза».

Конечно, попахивает давлением на отца всех народов… Да и довод в существе своем слабоват. У всего политбюро ЦК и прокурора Вышинского пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы перечислить всех, на кого товарищ Сталин подписывал Указ о присвоении звания Героя Советского Союза, а после эти Герои лишались и звезд, и свободы, и права переписки, и жизни. Но что есть у полковника Шелестова, чтобы внушить товарищу Сталину веру в порядочность и преданность товарища Корнеева? Ничего, кроме слов, архива СС, вытащенных из-за линии фронта двух сотен «языков», десятка вывезенных с вражеской территории резидентов да чистоты и непорочности его ребенка, крохотного Леньки.

Понимая, что делает и чем рискует, в половине восьмого вечера, за час до начала операции, Шелестов вернулся в свой кабинет, снял трубку с телефона правительственной связи и, ощущая как гулко, словно в пустой бочке, бьется его сердце, попросил соединить его с товарищем Сталиным.

— Слушаю, — раздалось не менее чем через минуту…

О, сколько раз Шелестов слышал это, ожидая то похвалы, то выволочки…

— Товарищ Сталин, я знаю, насколько вы заняты, но информация, приготовленная мною к докладу вам, существенна и значима.

— Я слушаю вас.

— Товарищ Сталин, вечером этого дня готовится нападение на один из объектов, перевозящих сырье в рамках операции «Поток», стабилизирующей финансовое положение государства.

— То есть вы хотите сказать, что мероприятие, порученное вам, поставлено под удар вследствие того, что из вверенной вам организации происходит утечка информации? — Шелестов ждал этого вопроса но когда он прозвучал, полковник, даже будучи готовым к ответу, внутренне содрогнулся.

— Товарищ Сталин, утечка информации произошла не из моего ведомства. Я не контролирую банды, действующие на территории СССР и получающие сведения из спецобъектов. Охраной данных объектов и подбором сотрудников для них занимается народный комиссариат внутренних дел, товарищ Сталин. — Заставив себя успокоиться, ибо далее должна была пойти речь о главном, Шелестов смягчил тон и продолжил: — Товарищ Сталин, информацию о нападении мне предоставил мой бывший подчиненный, который в данный момент не состоит в моем штате. Проблема же заключается в том, что этот преданный стране и народу человек захвачен бандой и сейчас находится среди бандитов.

На том конце провода воцарилось молчание, свидетельствующее только об одном — через секунду Шелестову нужно будет либо снимать с себя погоны, готовясь отправляться на Лубянку, либо для того, чтобы сменить их на генеральские. Полковник желал остаться полковником, лишь бы не произошло первое.

— Страна и народ, товарищ Шелестов, — это одно и то же? Как вы думаете?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Тогда зачем вы ставите их в противопоставление друг другу?

— Мое желание уверить вас в чистоте помыслов моего человека настолько велико, что я невольно совершаю логические ошибки, товарищ Сталин.

— Это очень неправильная черта для военного разведчика, полковник. Я имею в виду — волноваться, товарищ Шелестов. Что же касается ошибок, то знаете ли вы, сколько их совершил я, когда отвечал на вопросы жандармов в полицейских участках Петербурга? Кстати, как там погода? По-прежнему сыро?

— Да, товарищ Сталин, сыро и холодно…

— Вот и ваш человек, товарищ Шелестов, совершал, видно, ошибки… В противном случае я уже давно бы подписал приказ о его назначении в ваш штат. Я вот только единственного понять не могу. Если он в рядах банды, тогда как ему удалось передать вам информацию? — Голос Верховного звучал размеренно, и было по-прежнему непонятно, чего от этого голоса ждать.