– Помоги, Курт! – закричал профессор, обхватив руки могучего торпедиста, гаупт-ефрейтора Вебера.

– Он же привязан! – нескладно переставляя ноги, подбежал инженер.

– Знаю! Только для его железных мышц эти жалкие ремешки – не помеха.

Навалившись вдвоем, они кое-как справились с силачом, неистово сражавшимся во сне с врагами Рейха. Затем пришлось сдерживать похожие порывы еще у двух десятков людей…

К химерам Морфея добавлялись жуткие мышечные спазмы и судороги, заставлявшие членов команды биться в невероятных конвульсиях. Дежурные смены давно привыкли к подобной технологии пробуждения, называя происходящее «ломкой», Нойманн объяснял страшную боль естественной реакцией сосудов на восстановление кровяного давления.

– Кажется, все, – в изнеможении прошептал Курт, усаживаясь прямо на пол между кроватями.

«Когда-нибудь они меня растерзают, – тяжело дыша, профессор оглядывал лежащих людей. – Проснутся и разорвут за те страдания, что приносит мой препарат…»

Команда затихла. Никто не дергался, не мычал, не скрипел зубами, не кричал. Процесс возвращения к нормальному существованию почти завершился, и все пережившие страшные этапы спокойно спали обычным человеческим сном. Теперь достаточно было подойти к любому и просто потормошить за плечо.

Однако Нойманн не торопил события.

Баренцево море – архипелаг

Земля Франца-Иосифа

Подскальная база на острове

Земля Александры

Наше время

Шведы припозднились, придя в район гибели своего судна через двадцать часов после нас. Горчаков лично передал прибывшей делегации тело погибшего моряка и осколок старой немецкой якорной мины, якобы найденной нами у затонувшего корабля. А также лично изъяснялся и выражал соболезнования. Чутья с дипломатическим тактом ему не занимать, и мы были почти уверены: скандинавы не заподозрили подвоха. Хотя что это за подвох? Ведь не мы же шарахнули по беззащитному судну торпедой. Тех, кто совершил это преступление, давно уж и след простыл.

Приметив наше намерение отбыть из района, шведское спасательное судно просигналило тремя длинными гудками, означавшими на морском языке: «Желаем счастливого плавания!» Ну, а «Челомей», взяв северо-западный курс, направился к архипелагу Земля Франца-Иосифа…

Погода к вечеру резко испортилась, и не слишком резвый ход старенького научного судна упал до неприличного значения. В итоге сто пятьдесят миль до уже знакомого пролива Кембридж мы тащились дольше суток. А притащившись, поспешили укрыться от ветра и волн в ближайшую бухту острова Земля Георга.

Потянулось тоскливое ожидание приемлемой для нашей работы погоды…

– Ты решил свои семейные проблемы? – по всей строгости допрашивал я старшего лейтенанта Маринина.

– Не совсем, – мялся он у порога.

Мы, ветераны «Фрегата» – Георгий Устюжанин, Миша Жук, Толя Степанов и я, – собрались в самой вместительной каюте, где уничтожили скромные запасы крепкого алкоголя и провианта, захваченного в командировку. За плотно закрытыми иллюминаторами по-прежнему ревели волны, завывал ветер – погода скоро не наладится, следовательно, можно перед сном накатить граммов по триста. На столе довольно аппетитный натюрморт с бутылками, коробками апельсинового сока, копченой колбаской, острым сыром и шоколадом.

– Понимаете, я хотел… Я пытался… – растерянно лепетал лейтенант.

Постучав в дверь моей каюты, он, скорее всего, надеялся услышать лестное предложение составить мне компанию в ближайшие рабочие дни. Ведь Игорь Фурцев приболел, и я остался без напарника. И вдруг снова вопрос в лоб о разладившихся отношениях с молодой супругой.

Да, жестоко. А что прикажете делать? Он донимает меня просьбами взять на глубину – я отвечаю тем же.

– Садись, – кивнул я на свободное кресло.

Старлей смутился под нашими взглядами, но прошел.

Да, было в этом действе нечто от дедовщины. Но не от той, насквозь пропитанной бездушием и жестокой подлостью. Мы, опытные «старики», взирали на мальчишку беззлобно и пытались помочь, исходя из жизненного опыта.

– Пойми, Владимир, спорить с бабами бесполезно. Принять нас, мужчин, такими, какие мы есть, способен только районный военкомат, – говорил я, разливая крепкий алкоголь по бокалам.

– Согласен, – упавшим голосом отвечал Маринин. – Но понимаете, Евгений Арнольдович, у меня уже кончаются тряпочки, в которые я должен молчать. Квартиру нам подарил тесть, моей зарплаты хватает только на продукты. Жена меня, конечно, любит, но слишком избалована и постоянно тычет в неустроенный быт: то краны текут, то стол качается, то шуруп не завинчен, то лампочка перегорела… А стоит сказать слово против, и тут же – обида или скандал.

Классический случай истеричной жены.

– Куда же ты смотрел раньше? Или она стала такой в последние пару месяцев?

– Нет, конечно. Сам виноват… Но и она изменилась!

М-да… совсем сник парень. Надо срочно выпить – оптимист отличается от пессимиста содержанием алкоголя в крови.

Молча подал ему бокал, молча выпили и так же молча закусили…

Давить в данном случае бессмысленно. Маринин должен разобраться и принять решение сам – без постороннего вмешательства.

Коротко постучав, в каюту зашел генерал и, обдав нас ледяным взором, спросил:

– Расслабляетесь?

– А что еще делать? – ответил я на правах старшего и хозяина каюты. – Судя по всему, завтра тоже придется загорать.

– Видимо, так. Я сейчас разговаривал с оперативным дежурным пограничной заставы Нагурское. Ждут улучшения погоды, но не раньше послезавтра.

– Присаживайтесь, товарищ генерал, – уступил место Горчакову Маринин.

Генерал сел, а я поставил на стол чистый бокал и наполнил его коньяком. Он предпочитает коньяк – мы это хорошо знаем.

– Как настроение? – поинтересовался Сергей Сергеевич, смакуя напиток.

– Обычное.

– Работать готовы?

Я подвинул к нему плитку шоколада.

– А что вы называете работой? Повторное погружение к заваленному тоннелю?

– Разве вы не хотели бы узнать, куда ведет этот тоннель?

У молодого Маринина глаза тут же загорелись азартом. Степанов и Жук восприняли слова высокого начальства спокойно: прикажут – полезут в ледяную купель, не прикажут – будут сидеть в теплых каютах. Мы же с Георгием скептически пожали плечами.

– Тоннель может оказаться короткой пещерой естественного происхождения, – пояснил Устюжанин.

– Или же ведет в давно заброшенную базу, в которой когда-то пряталась погибшая «Верена», – добавил я.

Хитро прищурившись, Горчаков спросил: