Уйдя под воду, взяли курс к гроту и у самого входа получили первый сюрприз.

Видимость после шторма ухудшилась, и нам пришлось подойти почти вплотную к скале, прежде чем мы обнаружили невероятную вещь: нагромождение каменных обломков будто распласталось – увеличилось в площади, но при этом стало гораздо ниже.

Я приказал парням смотреть в оба, сам же принялся изучать глыбы…

На большинстве из них не было ни намека на донный осадок. Это означало, что они скатились вниз недавно – в течение последних двух, максимум трех дней. Как раз во время нашего отсутствия.

«Впрочем, как это скатились? – прикидывая новые размеры входа в тоннель, подумал я. – Сами собой такие камешки не двигаются, а штормовые волны имеют бешеную силу лишь на поверхности. Да и не бывает высоких волн в спокойной глубокой бухте…»

Ширина входа в подскальную пещеру и раньше завораживала своими размерами – в тоннель втиснулась бы не то что любая подлодка времен Второй мировой войны, но и добрая половина современных дизельных субмарин. Теперь же до приемлемых значений увеличилась и высота прохода.

«Метров четырнадцать-пятнадцать», – осторожно освещая внутренние стены сооружения, оценил я высоту и вызвал на связь старого друга:

– «Ротонда», я – «Скат».

– «Скат», «Ротонда» на связи.

– На глубине под скалой обнаружили кое-какие изменения. Передай «Первому», что он был прав. Приступаем к осмотру…

Пора уже переходить на язык общения с помощью знаков – мало ли тут ушей, способных зафиксировать наше общение.

Жук и Савченко остались на входе: один должен вести наблюдение за внешним пространством, второй – следить за нашими фонарями.

«Держись на полкорпуса сзади, освещай нижнее пространство», – показал я знаками Маринину.

«Понял», – ответил старлей.

Осторожно двинулись по центру темной норы. На стенах отчетливо виднелись следы инструментов, коими неизвестные строители расширяли тоннель до нынешних размеров.

Я периодически оглядывался – контролировал молодого напарника, а заодно оценивал пройденную дистанцию по светлому пятну входа в грот. Судя по его размерам, прошли метров восемнадцать-двадцать.

Высота тоннеля постоянна, а вот ширина плавно увеличивается. За изучением этой странности я заметил впереди отблески слабого света. Это был сюрприз под номером «два».

Притормозив, приказал Маринину погасить фонарь. Свой же переключил на самый слабый режим и направил луч строго вниз. Прижавшись к стене, двинулись со скоростью бешеной устрицы…

Вскоре пришлось отказаться от использования последнего источника света – впереди отчетливо были видны блики, играющие на поверхности внутреннего водоема. А справа…

Напарник схватил меня за руку и показал на большое темное пятно у правой стены.

«Вижу, не слепой».

Темное пятно постепенно превращалось в кормовую часть подводной лодки с мощным оперением вертикальных рулей, с двумя гребными винтами. Одновременно становилась ясна конфигурация подводной части сооружения: относительно узкий у внешнего входа тоннель постепенно расширялся до размеров внутреннего водоема. А его ширина, судя по всему, прилична – здесь вполне уместятся две дизель-электрические субмарины времен Второй мировой войны.

Неужели перед нами тот самый призрак, о котором с таким упорством твердил старик Горчаков?…

«И «Верена», – вспомнил я о второй подлодке, – как пить дать выпорхнула отсюда перед тем, как напороться на якорную мину».

Находясь под сенью тоннельного свода, начали внимательно осматривать водоем. Он, конечно же, имел приличную длину, коль вместил субмарину среднего класса. В пределах видимости – ни души.

С минуту я раздумывал над дальнейшими действиями: выходить из тоннеля в водоем или повернуть обратно для проведения серьезной подготовки?

За вариант немедленного возвращения говорило многое.

Во-первых, со мной неопытный мальчишка, рисковать жизнью которого я не имел права.

Во-вторых, из оружия у нас только пара автоматов с небольшим запасом патронов, а сколько под скалой прячется народу – неизвестно.

Наконец, в-третьих, того, что мы разузнали, уже достаточно для благодушной улыбки старика Горчакова. Да, он опять оказался на высоте. Интуицию нашего генерала с моей не сравнить…

Ну, а за продолжение разведки выступали лишь любопытство и рациональность – нам обоим хотелось почерпнуть за эту вылазку максимум информации, облегчив тем самым работу последующим сменам.

Я толкнул старлея в бок и объяснил на пальцах: «Пройдемся до подлодки и возвращаемся в бухту. Ясно?» Хотя в тоннеле было темно, парень все понял. Выбравшись из нашего убежища, мы осторожно направились к кормовой части неизвестной субмарины…

Ощупывая единственный руль направления, боковым зрением я заметил мелькнувшую слева тень. Резко обернулся.

У левого гребного винта маячил Маринин. Очередная выходка юнца, принимающего сегодняшнее погружение за увлекательную компьютерную игрушку, в которой можно сохраниться и в любой момент попытаться пройти уровень заново.

Ухватив за руку, я оттащил его от винта и поднес к маске кулак: «Куда лезешь, идиот?! Одно движение механика, и ты в блендере для мясного салата!»

Он понял. Но надолго ли?…

Кстати, лопасти гребных винтов имели очень старую, малоэффективную форму. Металл легкого корпуса был покрыт изрядным слоем ржавчины, руль направления один, зато горизонтальное оперение разнообразно и по площади довольно велико.

После осмотра кормовой части я догадался, что за тип подводной лодки мы нашли под скалой. Зафиксировав в памяти детали, я с легкостью отыщу ее в специальном каталоге или на просторах всемирной Сети для подтверждения своей догадки. Надо только поскорее вернуться и рассказать обо всем Горчакову.

С этой мыслью я протянул руку, дабы позвать Маринина, и… вдруг услышал за спиной металлический лязг с оглушительным грохотом.

Архипелаг Земля Франца-Иосифа,

остров Земля Александры

Несколько дней назад

Ткани сосудов и мышц постепенно привыкли к нормальной температуре и естественному кровообращению, перестав посылать будоражащие мозг сигналы. Команда затихла. Никто из моряков больше не дергался, не извивался в судорогах, не рвал постельное белье. Процесс пробуждения завершился с минимальными потерями, все, за исключением не пожелавшего возвращаться дизелиста Коха, мирно спали обычным человеческим сном. Сейчас достаточно было подойти к любому из них и просто потормошить за плечо.

Однако Нойманн событий не торопил – для восстановления мышечных функций всем членам команды предписывался строгий постельный режим. Два, три или четыре дня – каждый возвращался к жизни по-своему. Все это время дежурной смене надлежало ухаживать за товарищами, как за новорожденными: массажировать, растирать, хорошо кормить, развлекать, выносить дерьмо. А затем – по мере улучшения физической формы – помогать подниматься с кровати и делать «первые шаги»…