Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порой толкуют его весьма оригинально; причём – с привлечением мощного «идеологического базиса»! Так, один из наиболее известных современных исследователей, доктор исторических наук Генрих Иоффе утверждает, что Щёголев и Толстой, живописуя ужасы дворцового разврата и «распутинщины», проявили совершенно ненужную инициативу: «Мы уже отмечали, что «идеологические кампании» большевиков, тем более через 10 лет после прихода к власти, вряд ли нуждались в распутиниаде».
Это почему же?! «Февралисты» – нуждались, а большевики (ещё худшие враги Престола) – не нуждались! Чем же большевики так отличались в этом вопросе от «февралистов»?
Тут придётся привести развёрнутую цитату (ибо аргументация Иоффе очень уж показательна!): «Между тем приравнивать «февральских либералов» к «октябрьским большевикам» с точки зрения их стремления к компрометации царизма, пожалуй, так же «справедливо», как называть щёголевское издание материалов ЧСК «семью маленькими томиками». Ведь если послефевральская либеральная публицистика, а частично и историография такую цель перед собой действительно ставили, то большевистская (советская) историография Распутиным как средством «подрыва» политического лица царизма практически не интересовалась. Поэтому утверждать, что, например, публикация в 1927 г. журналом «Минувшие дни» сфабрикованного «Дневника Вырубовой», в котором красочно расписывался «романовско-распутинский маразм», якобы была в русле «мощной идеологической кампании по дискредитации царизма» (с. 16) – неверно. Публикация фальшивки тогда же была резко осуждена в журнале «Историк-марксист» как нечто такое, что «сеет заблуждения научного характера». Советская историография стремилась представить крушение царизма, говоря современным языком, итогом «системного кризиса», а Распутин в соответствии с этим подходом являл собой далеко не самое главное его проявление».
Здорово, что и говорить! Стало быть, «тайны петербургского двора» и проходимцы типа Распутина были советским историкам попросту не интересны – ибо, в соответствии с марксистской наукой, роль всех этих факторов в крушении царского режима вторична. Следовательно, «октябрьским большевикам» (в отличие от «февральских либералов») очернять последнего царя и его окружение, выпячивать тему распутинского влияния и т. п., – не требовалось! Актуализировать такие «частности» – значило бы противоречить идее закономерности и неизбежности революции.
Да уж так ли это?! Оставим пока в стороне марксистско-ленинскую теорию и вспомним о вещах более важных. Наука-наукой, а того же «чудовищного Распутина» поставил «во главе царской шайки» лично создатель Советского государства Ульянов-Ленин! Ещё в марте 1917 года – в своих «Письмах из далека». В тех же мартовских «Письмах» Ленин называл «распутинщину» едва ли не главной угрозой для России: «Рабочие хотят республики, а республика есть гораздо более «упорядоченное» правительство, чем монархия. Чем гарантирован народ от того, что второй Романов не заведёт себе второго Распутина?»
Не будем забывать и об исключительном внимании к «личности в истории» профессора Покровского. Покровский очень даже любил «мочить по персоналиям»! Достаточно вспомнить его гротескные изображения отвратительных русских правителей, церковных иерархов, полководцев и т. д. Исступлённое очернительство всех мало-мальски заметных деятелей русской истории было одной из важнейших составляющих его творчества. Так что теоретические представления об «исторических закономерностях» и «системном кризисе» власти никогда не мешали большевикам демонизировать и очернять конкретных представителей царского режима!
В частности, на личность Распутина большевики всегда обращали самое пристальное внимание. Чего стоит особое упоминание «писем Григория Распутина к Романову и его семье» (в «Правде» и «Известиях») – сразу под официальным сообщением о расстреле бывшего царя! Не надо забывать и о том, что коммунистов никакие противоречия с их собственной теорией не могут смутить в принципе. У них всегда наготове ответ: мол, такие дела – «диалектика»…
Так что в действиях Щёголева-Толстого и издателей «Минувших дней» не было абсолютно ничего «несвоевременного», ничего «несвойственного критике царизма с ленинских позиций»!
§ 2.4. И всё же – несмотря на хлёсткие фразы в публицистических работах Ленина, несмотря на порочность и дурновкусие исторических трудов Покровского, – в данном случае, похоже, профессиональные историки (хоть и советские) побрезговали такой низкосортной агиткой, справедливо расценив её как «вылазку бульварщины»? И – дружно «прихлопнули» её?! Так можно ли после этого взваливать на Советскую власть (помимо и без того тяготеющих на ней бесчисленных грехов) ещё и этот: фабрикацию заведомо лживых обвинений и распространение грязных слухов вокруг имени последнего царя?
Не только можно, но и нужно! Ибо у нас для этого есть все основания. Но сначала разберёмся с советской критикой «Дневника Вырубовой».
Во-первых, не стоит преувеличивать «дидактическое» значение этой кампании. Как-никак, «Дневник Вырубовой» на площадях не сжигали, за хранение его не расстреливали! А создатели его (Толстой и Щёголев) нимало не пострадали; напротив – продолжали благоденствовать, до самой смерти оставаясь благополучными и востребованными «людьми Системы». Толстой – тот и вовсе был превознесён и возвеличен Советской властью сверх всякой меры, а в конце концов удостоился посмертного общегосударственного траура! И это – во время Великой Отечественной войны!
Во-вторых, больно уж характерна ситуация с «Минувшими днями», в которых публиковался (и «мотором» которых являлся) «Дневник Вырубовой». Слишком уж она напоминает историю с небезызвестным еженедельником Юлиуса Штрейхера «Штюрмер»! Дело в том, что Покровский после скандала с липовым «Дневником» добился решения ЦК ВКП(б) о закрытии «Минувших дней». Сильная мера? Но так ведь и погромнопорнографический «Штюрмер» тоже «преследовался» высшими бонзами Третьего Рейха. И что? – кто-то на этом основании решится отрицать роль «Штюрмера» в становлении идеологии официального антисемитизма в нацистской Германии?!
Любое тоталитарное государство понимает, что «мамы разные нужны – мамы всякие важны». Тоталитаризму всегда приходится задействовать широкий арсенал приёмов. На то он и тоталитаризм! Для шибко умных – научные труды (пусть – идеологически выдержанные, но с претензией на академизм). Для масс – поделки попроще: «Дневник Вырубовой», «Протоколы сионских мудрецов», «Заговор императрицы», «Еврей Зюсс»…
Но «кликуш» у коммунистов в 20-е – 30-е годы и без того хватало. Один пролетарский поэт Демьян Бедный чего стоил! А акын Джамбул? А кремлёвский комендант Мальков? По грубости и примитивности, по откровенному идиотизму их «творения» вполне могли дать фору «Дневнику Вырубовой». Но – не критиковались! Никто в Советской России не обзывал их «вылазками бульварщины». За что ж «Дневнику» такая немилость?
Именно здесь, пожалуй, и кроется очень специфическое «в-третьих». Проблема в том, что в любом деле надо «выдерживать стиль». Всё хорошо – на своём месте. Трудно сочетать в одном флаконе площадную нецензурщину и тонкий яд. Щёголев и Толстой решились на серьёзный и ответственный шаг – взялись написать полноценную историческую фальшивку (что требует осмотрительности, внимания к деталям, известной «добросовестности» и трудолюбия), а к делу подошли – как к еженедельному фельетону в заводской многотиражке!