Перебравшись в мир, где ее ждут муж с дочерью, Мишель изменится, породит новую свою ипостась, и как знать, к чему это приведет? Да, последствия коснутся судеб Джеффи и Эмити, но чьих еще? Сколько новых веточек появится на древах жизни других людей и стоит ли вообще об этом задумываться?

Мишель не была религиозна, но верила, что после смерти душу человеческую судят по ее делам. Поэтому она взяла на себя вину за гибель Джеффи и Эмити, изо всех сил старалась исправиться, и, пожалуй, небезуспешно. Если каждая жизнь – это дерево с (ну, допустим) миллиардом ветвей и к ним постоянно добавляются новые, пока ты наконец не умрешь во всех измерениях, то не важно, как ты прожил одну из своих жизней. Гораздо важнее, какова форма твоего совокупного древа жизни, ведь именно она отражает сущность твоей души. Наравне с каждой жизнью, в которой ты совершил дурной поступок или принял неверное решение, существует еще одна, параллельная, где у тебя был шанс поступить правильно. От подобных рассуждений у нее голова шла кругом. После ходьбы по дому Мишель, вконец измотанная, возвращалась в постель и тут же проваливалась в сон, а через двадцать-тридцать минут подскакивала снова.

Расхаживая по бунгало, она часто проходила мимо арки, ведущей в гостиную, и видела, что Эд Харкенбах по-прежнему сидит в кресле, сняв обувь и положив ноги на скамеечку для ног. Из кресла доносился негромкий солидный храп. Эд спал крепким сном и даже не думал просыпаться. Очевидно, его не терзали никакие сомнения.

Мишель отчаянно надеялась, что не сделает новой ошибки, не испортит жизнь Джеффи и Эмити из параллельного мира. Не стоит прыгать из одной реальности в другую наобум, без подготовки. Для начала нужно обмозговать все потенциальные трудности.

Однако около трех утра Мишель поняла, что сделать это попросту невозможно, ибо потенциальным трудностям не было числа. Во всем мультиверсуме не найдется гения, способного предсказать, какую замысловатую форму примет древо жизни. Мишель, конечно, не дурочка, но и не Эйнштейн.

Скрупулезный анализ и холодный расчет здесь бессильны. Такое решение нужно принимать не разумом, но сердцем, а сердце говорило: «Действуй». Да, сердце склонно к измене, но сейчас вариантов было ровно два: прислушаться к этому зову или провести остаток жизни в сожалениях, что Мишель не хватило мужества покинуть мир, где Джеффи и Эмити покоятся в своих могилах, и отправиться туда, где Смерть еще не собрала свой урожай.

Они вышли из кладовки. В правой руке у Джеффи был пистолет. Эмити водила лучом фонарика по спальне.

Два окна были покрыты толстым слоем пыли, третье разбито. Судя по всему, в комнату время от времени залетали птицы и в панике бились о стены и предметы мебели, пока не находили пути наружу: весь пол был усыпан птичьими перьями. За разбитым окном рос огромный дуб. На ковре лежали овальные листья, сухие и пожелтевшие, но их по большей части смело в угол комнаты. Листьев было много, и Джеффи понял, что ветер собирает эту коллекцию вот уже несколько лет. Они хрустели под ногами, от крошек исходил мучнистый запах.

Проходя мимо двуспальной кровати, Джеффи почувствовал, что от нее разит мочой. Хруст листьев и свет фонарика потревожил каких-то животных, и те запищали. Эмити посветила на матрас. На нем обнаружились две крысы. За эти несколько лет грызуны стащили с кровати постельное белье – а может, ветер постарался, – и теперь оно гниющей кучей валялось на полу. В обивке зияли дыры, и крысы тут же в них скрылись. Судя по звукам возни, в недрах матраса был целый лабиринт, причем весьма густонаселенный.

Чтобы приободрить дочь, Джеффи положил руку ей на плечо.

– Да, бу-э, но это всего лишь просто крысы, – шепнула Эмити.

Джеффи предпочел бы сам держать фонарик, но это невозможно: обеими руками он должен держать пистолет, пока не станет ясно, почему координаты этого мира помечены черепом и скрещенными костями. Кстати говоря, Эмити неплохо справлялась: сперва водила лучом из стороны в сторону, чтобы получить общее представление о пространстве, а потом по-быстрому проверяла подозрительные углы.

В коридоре с потолка кое-где обвалился гипсокартон, а со стен клочьями свисали грязные обои: то ли протекала крыша, то ли где-то был непорядок с водопроводными трубами. Плинтусы покрывала черная плесень, похожая на варикозные вены.

У лестницы они остановились и прислушались. Джеффи ожидал услышать скрипы и постукивания, характерные для обветшалого здания, которое того и гляди развалится, но в доме было совершенно тихо, пока они с Эмити не начали спускаться на первый этаж и под ногами у них не застонали покоробленные ступеньки.

Входная дверь лежала на полу прихожей. Ее выбили с такой силой, что держатели петель вылетели из пазов, изогнувшись так, словно были сделаны из фольги. Кому-то не терпелось проникнуть в дом.

Интересно кому – человеку или зверю?

Еще два дня назад Джеффи с улыбкой отмахнулся бы от такой мысли. Пока жизнь не свела его с Умницей, он был уверен, что монстры бывают только в кино и книжках. Этот мир помечен как враждебный, а значит, тут водится кое-что похуже той нелепой помеси человека с обезьяной.

Эмити посветила в арку, за которой была гостиная, развернулась и направила луч фонарика в коридор. Разруха здесь была такая же, как и на втором этаже.

Перебравшись через дверь, они вышли на веранду и остановились возле четырех ступеней, озираясь и обратившись в слух.

Здесь, как и на первичной Земле, не было фонарей. В столь поздний час Джеффи не ожидал увидеть признаков жизни в соседних домах – разве что кто-то из жильцов страдает от новомодного психического расстройства и не может уснуть. Поэтому отсутствие света в окнах его не встревожило.

Однако он понял – вернее, сперва почувствовал, а потом понял, – что ночь здесь слишком уж темная. Звезды сияли ярко, как бриллианты, но толку от них почти не было. В небе по-прежнему висела луна, но дубовые ветви скрывали ее округлую форму, лишь частично пропуская свет. В такое время дома в переулке казались бледно-серыми, но сейчас их почти не было видно, словно тьма собралась в росинки и осела на стенах. Зрелище было мрачное, и Джеффи подумал (хотя подтвердить свою догадку пока не мог), что все здания в переулке, включая одноэтажный дом напротив, заброшены и отчаянно нуждаются в ремонте.

Предчувствие его не обмануло. Спустившись во двор, Джеффи посмотрел на юго-запад, на запад, на северо-запад и не увидел электрического ореола, словно многие тысячи жителей прибрежных городов – от Сан-Клементе на юге до Хантингтон-Бич на востоке – выключили свет и попрятались по укромным местам.

Газон по обе стороны от дорожки когда-то был ухоженным, но теперь превратился в пустырь, поросший сорняками.

– А где все? – спросила Эмити.

Джеффи не знал ответа на этот вопрос. Замешательство сменилось нехорошим предчувствием. Остановившись, Джеффи вынул из кармана ключ ключей и коснулся круглой кнопки.

Экран устройства засветился серым, и Эмити спросила: