Коппель, конечно, был крут, когда со своим отцом попер на Ангелова, но, во-первых, тогда он проиграл, а во-вторых, у Ангелова не было такой мотивации, как была у меня. Его любовь ко мне была ничем по сравнению с той, что я испытывала к Грише, и тем более ничем по сравнению с моей любовью к сыну.

У Коппеля была семья и, думаю, что их он любил, но потеряв их, он начал забывать, как это… любить, и какую силу можно было почерпнуть оттуда.

Моя темнота давала мне силу, и я вовсе не собиралась от этого отказываться, но ставку теперь я делала не на нее, а на то, что действительно было для меня важно – благополучие и безопасность моей семьи. Тем более, что Коппель неосознанно намекнул мне, чего боялся он. И в этом не было ничего притянутого или сомнительного. Жить хотелось. И жить хотелось хорошо.

– Кирочка! – тихо позвала Роза, заглянувшая ко мне в спальню.

– Иду! – тихо ответила я.

С грустью вздохнув, я отложила ксерокопию Гришиной фотографии. Мои мысли очень быстро закрутились вокруг него, и я даже почувствовала некое разочарование, что в столь поздний час начальник охраны не только был на посту, но и легко согласился уделить мне время.

Взяв вместо Гришиной фотографию с отцом, я пошла в прихожую, раздумывая над тем, как мне было вести себя с волком. Ибрагимов говорил, что в начале восхождения моего отца к вершине города с ним были "бедные, гордые, самоотверженные и храбрые ребята".

Я не знала, был ли в то время он с ним или же присоединился позже, но одно я знала точно: волк был в меру гордым и имел достоинство, и денежный подход или устрашение с ним бы не сработали.

Начальник охраны встретил меня безупречным внешним видом и спокойным взглядом, от которого меня покоробило: он ведь знал, кем я была; наверняка знал, кем был Гриша; он видел Яну и также мог знать, чем занималась она.

Как я уже говорила в нашу первую встречу я была немного не в себя и его лояльность меня не насторожила, но сейчас, вспомнив его заверения по поводу того, что ментам сюда дороги не было, а также фразу "мои ребята на всякий случай отслеживают ситуацию", меня покоробило еще сильнее, ведь здесь был мой дом, здесь жил мой ребенок.

Я готова была поспорить на что угодно, что начальник охраны уже знал, что я была в розыске, и он имел доступ как сюда, так и к парковке, на которой мог подложить ту же бомбу в машину, чтобы убрать, например, Алешу. Он знал, где проводили время мои ребята и мог взорвать их.

Ноги будто свинцом налились, и я застыла в прихожей, впившись параноидальным взглядом в волка. Оружия при нем не было, но разве оно ему нужно было? Его не смущали даже автоматы ребят, вроде как ненавязчиво дежуривших в прихожей.

Сердце заколотилось, как ненормальное и, вопреки всем своим напутствиям и установкам, я почувствовала себя если не беззащитной, слабой и смешной, то какой-то прозрачной.

Наверное, это был своего рода откат: обратная сторона той силы, которую мне давала темнота. Я поставила ее на паузу, а зарядиться силой моей любви к близким не успела.

Психика давала сбой, интуиция молчала, запах волка, чье имя я никак не могла вспомнить, ни о чем мне не говорил. Стараясь наставить себя на путь здравомыслия, я потянулась к поездам и их шуму. Гриша знал моего отца и по идеи должен был быть знаком и с начальником охраны до переезда сюда. О доверии, конечно же, речи не шло, но Гриша не купил бы пентхаус, если бы что-то его настораживало.

Может, были какие-то гарантии или договоренности, о которых не знала ни я, ни Алеша, который по неизвестной мне причине считал, что волк не имел отношения к Коппелю, но как бы там не было начальник охраны был здесь, и мне нужно было что-то с ним делать, ведь я же его и пригласила.

– Госпожа Ангелова! – как и в прошлую нашу встречу вежливо поздоровался волк, чуть склонив голову.

– Просто Кира, – выдавила я, кое-как собравшись с духом и с мыслями.

Честное слово, после всего того, что я сделала, мне пора было уже определиться: держать удар и закончить то, что я начала, или же и дальше после каждого своего шага будто стремиться к самобичеванию, но тут же искать для себя оправдания.

Я ведь это всегда осуждала, старалась не жалеть себя и не сдаваться, а когда еще разбиралась с Коханом и мэром обещала больше не искать себя где-то между чудовищными поступками, противоречивыми чувствами и различными ярлыками, которые я на себя лепила.

Я знала себя и знала, на что была способна, если хотела.

Сними ручник, Кира! И педаль газа в пол!

– Спасибо, что согласились со мной встретиться, – уже намного увереннее добавила я.

– Это моя работа, – ответил волк, скользнув по фотографии, которую я держала в руках. Так… А вот и запах интереса проявился!

– Кирилл Александрович, хотите кофе? – с улыбкой спросила я, вспомнив его имя и отчество. Я ведь должна была быть гостеприимной хозяйкой и не пренебрегать правилами хорошего тона. Особенно если я хотела добиться результата.

– Если честно, – улыбнулся в ответ волк, – очень хочу!

Розы, единовластной хозяйки кухни со всеми ее технологическими штучками, не было на месте, и меня хватило только на то, чтобы найти чашки и молотый кофе.

– Одну минутку… – пробормотала я, рассматривая кофемашину. – Кажется, эта штука чуточку умнее меня…

Кирилл Александрович мягко рассмеялся и подошел ко мне.

– Вы позволите? – справился он. Я уступила ему место.

– Можно спросить, где вы ее взяли? – ловко справляясь с кофемашиной, спросил волк.

Я оставила фотографию возле нее, и она продуманно попала в поле его зрения. Было, конечно, наивно даже допускать, что старая фотография могла на что-то повлиять, но я все же решила пустить ее в ход. По крайней мере, мой собеседник поймет, что не только он что-то знал обо мне, а и я кое-что знала о нем.

– Она была у Бориса, – ответила я, на удивление легко выговорив имя Ангелова.

Черт! Мне удалось, наконец, осознать, что моя история с хозяином города ушла в вечность, но хоть и легко назвав его по имени, мне на очень реальное мгновение показалось, что это было только вчера, и по коже невольно побежали мурашки, будто от его дыхания, будто он был рядом, будто он и был той темнотой, которую я приписывала себе. Может, оно так и было?..

– Украшала его кабинет, – добавила я, непроизвольно обхватив себя руками и вспомнив, как я впервые увидела там эту фотографию.

Кирилл Александрович очень странно на меня посмотрел и у меня снова возникло чувство, словно я была прозрачной. Как много мог он знать? О многом ли мог догадываться? Какие его могли связывать дела с Гришей?

Разлив по чашкам кофе, Кирилл Александрович поставил их на стол. Я захватила сахарницу и присела вместе с ним.

– Она была сделана незадолго до его убийства, – задумчиво произнес волк, рассматривая фотографию. – Вашего отца я имею в виду, – не меняя интонации добавил он.