– Как нет денег? – удивился Тим. – Вы же товар продали.

– Продали. А когда в кутузке очухались – рядом тут, в такой же клетке – смотрим, а монет нет. Ни одной. И кошелей нет.

– Потеряли, наверное, – предположил Тим.

– Ага, потеряли. А барыги подобрали, – съехидничал Михась.

– Какие барыги?

– Ты чё, Тим, дурак? Не знаешь, кто такие барыги? Да маркитанты же, их так в народе кличут.

– А почему маркитанты барыги?

– Да потому что с барышей живут. Понял?

– Теперь понял, – сказал Тим. – А дальше-то чего?

– Да ничево хорошего. Приговорила нас «тройка» к неделе исправработ. Ну мы и пахали, как бобики, на торгашей, тянули срок. Даже нужники им чистили. Один день оставался, всего один… И вот теперь из-за этой вонючей лапы… Говорил я тебе, Чур, не надо ее брать. А ты – да кому она нужна, отходы же. Вот и вляпались. Разве не ерундень?

– Вляпались, бляха-муха, – уныло согласился Чур.

– И чего теперь-то? – спросил Тим. – Может, пронесет?

– Ага, пронесет, – с желчью произнес Михась. – Несет дерьмом по ветру. Мы и так уже по полной облажались – пронесло до самых кишок. Новый срок нам теперь дадут, Тим. Или чево хуже придумают. За торгашами не заржавеет. Не зря же нас в кутузку посадили. До этого-то мы в подвале жили вместе с другими работниками.

– Придумают чево хуже, эт наверняка, – с тоской в голосе сказал Чур. – Игнат уже заявил, что отправит нас на арену драться. Мол, будете знать, как тела павших бойцов осквернять. А чево мы оскверняли? Мохнатую лапу подобрали и все. Уже отрубленную, между прочим. Ее бы все равно осьминоги или крысы утащили. Им можно, а нам нельзя? И где здесь правосудие? Сплошной беспредел.

Он смотрел прямо на Тима, и тот поддакнул:

– Да уж. Беспредел, конечно.

– А ты, Тим, сам-то из каковских будешь?

– Я из лесных людей.

– Из «лесных»? – Чур покосился на Михася.

– Что, не слышали о таких?

– Как же, слышали, – со странной интонацией произнес Чур. – А за чё чалишься?

– Ты о чем? – не понял Тим.

– За чё, базарю, сидишь тут? Почему не на воле?

Тим замялся.

– Да я, в общем-то… Монеты я задолжал маркитантам. Теперь драться на арене заставляют.

– Эт мы видели. И чё, обещают отпустить?

– Пока нет.

– И не отпустят, – сказал Михась.

– Не отпустят, – согласился Чур. – К ним попал, как в паутину. Будешь драться, пока не убьют.

– А если не буду драться? – спросил Тим.

– Тогда дворовому дереву скормят.

– Ну, это мы еще посмотрим.

– Скормят, скормят, – сказал Михась. – И скажут, что все по закону. А на самом деле – беспредел. Мы за неделю навидались тут.

У Тима резко испортилось настроение. Надо же… Нет, у него уже появилось подозрение, что маркитанты могут его обманывать. Но не до такой же степени. Надо завтра с утра с Гермесом переговорить.

– Давайте спать, мужики, – сказал Чур. – Утро вечера мудренее. Бог не выдаст, болотник не съест.

* * *

Два смутных силуэта, еле различимых в слабом пепельном свете молодой луны, прокрались вдоль ограждения и исчезли, растворившись в тени дворового дерева. Наверное, даже с трех-четырех шагов никто бы не заметил на фоне толстого ствола эти уродливые фигуры, замотанные в грязные тряпки, если бы не отчетливый запах разлагающегося мяса. Специфический запах, издаваемый заживо гниющими телами, покрытыми нарывами и язвами – телами дампов.

– Убош, я шэго-то боюшь, – неразборчиво прошептал один из мутантов с головой в форме косого параллелепипеда. – Уж больно штгашно…

– Шэго ты боишша, балбеш? – отозвался второй дамп.

– Дегева боюшь, Убош. Вишь, как лианы шевелятша?

– Это не лианы, а их тени, – сказал Убош. – Лианы до наш не доштанут. Мы же вешером видели – они вышоко вишэли.

– Так то вешегом было. Вдгуг они уже отгашли?

– Балбеш ты, Шуб. Как лианы могли так быштро отрашти? Думаешь, маркитанты дураки? Они же шами тут ходят. Они бы их давно обрежали.

– А вдруг жабыли обгежать? И вообшэ…

– Шо вообшэ?

– Жгя мы шуда лежем. Убьют наш магкитанты. Лушше бы вернулиш и доложыли Бужыгу. Бужыг умный, он бы…

– Хошешь шкажать, шо я дурак? – прошипел Убош.

– Да нет, Убош, ты шо? Я же…

– Вот и жаткниш, балбеш! Жабыл, шо Бужыр про тебя шкажал? Шкажал, шо ты должен шмыть вину кровью. А? Жабыл?

Шуб шмыгнул носом и промолчал. Конечно же он не забыл обещания вождя «мусорщиков» отдать его в жертву плющу-удаву. Как такое забудешь, когда великий Бужыр орет на тебя, брызгая слюной?

А все из-за чего? Из-за того, что Шуб ночью уснул на посту в подвале, где должен был охранять изменщика Тима и самку хомо. А уснул Шуб потому, что выпил перед этим много браги. А как не выпить, если весь клан гуляет, отмечая сразу два праздника – поминки по погибшим салагам и новолуние?

Молодая луна, правда, в эту ночь так и не появилась – видимо, колдун Ашаб, как обычно, дни перепутал. Но это же не повод, чтобы отказываться от жратвы и выпивки? Попробуй откажись, к утру ничего не останется, кроме обглоданных костей.

Вот Шуб и не удержался. И в результате, не рассчитав сил, уснул под кустом, вместо того чтобы охранять пленников. А они возьми, да и сбеги. Да еще попутно Ашаба прикончили вместе с двумя его подручными – Гнушем и Дрищем. И еще три десятка дампов. Вот вождь и взбеленился.

Хотя Бужыр, между прочим, сам всю ночь проспал, потому что в зюзю нализался. А крайним оказался он, Шуб. И всегда он оказывается крайним. Как что, сразу Шуб виноват. А ведь это Бужыр оставил Тима жить в клане. И даже собирался сделать этого бестолкового хомо членом клана. Сделал, называется.

– Шэго молшиш? – прошипел Убош. – Жабыл, шо Бужыр обещал ш тобой шделать, раждолбай?

– Не жабыл.

– То-то и оно!

– Только Бужыг не говогил, шобы мы Тима убивали. Он говогил…

Хрррясть! Как будто толстая ветка хрустнула под чьей-то тяжелой ногой – это командир септа Убош, не выдержав, смачно врезал рядовому Шубу в мясистое, как недозрелый патиссон, ухо. Шуб пискнул, но удержался от громкого выражения эмоций. Хотя было чуток больно.

А Убош уже шептал ему в моментально опухший «патиссон»:

– Ешо шлово шкажеш, шам лишно на лиане повешу. Не шмей обшуждать мои прикажы, балбеш. Понял?

– Понял.

– То-то, – сказал Убош. И на всякий случай – для лучшего усвоения – поднес к физиономии Шуба пудовый кулак.