– Я думала, ты далёк от церкви и веры, – усмехнулась невесело Ева.

– Далёк, красотка, – кивнул Шон, наливая снова. – Но иногда эти ваши святые говорят действительно мудрые вещи. И Павел один из таких. Умный был мужик. Кстати, знаешь, что до того, как стать апостолом он занимался отловом христиан и их казнями. По сути, убивал и мучил тех, к кому потом сам и примкнул. Но вот, покаялся, и Бог его простил, и христиане простили, и стал он проповедовать, и других учить мудрости. Чтобы не повторяли его ошибки. Показательно, да?

– Намекаешь, что всё можно простить? – Ева запрокинула голову, щурясь на тусклое зимнее солнце.

– Думаю, так, – кивнул Шон. – Я тебе точно скажу – никуда ничего не делось. Если бы твоя любовь прошла, растаяла, как снег на солнце, то ничего бы тебя сейчас не терзало. Ты не пыталась бы умереть от тоски. Не вздрагивала бы от одного его имени. Не знаю, что там вас связало – расплата за грехи прошлого, обстоятельства настоящего, судьба, карма, но я вижу результат. Он нужен тебе как воздух. А ты нужна ему. И я тебе  снова дам всё тот же старый совет: «Дыши!». Дыши этой любовью, Вита! Нельзя без воздуха жить, понимаешь, красотка?

– Но как мне забыть теперь? – почти простонала Ева.

– Да не надо ничего забывать! – развёл руками Рыжий. – Просто жить надо сейчас, пока есть у нас такая возможность. Жить тем, что имеем. А ведь сейчас ты нашла, за что его полюбить, так? Значит, не такой уж он подонок. В подонка ты бы не влюбилась. И дело не в том, что ты ничего не знала. Такое ведь чувствуешь. На уровне интуиции. Особенно женщины чувствуют. Особенно, такие особенные женщины, как ты.

– Так и знала, что ты  встанешь на его сторону, и скажешь, что я просто дура! – чуть раздражённо фыркнула Ева.

– Я на твоей стороне, красотка! – заверил Шон. – Я знаю, что он поступил мерзко. За такое убивать надо. Но ты не убила. Ты сделала хуже – заставила жить и помнить о том, что сделал. Жестоко. Так умеют карать только женщины.

Шон коснулся её руки, вынудив повернуть голову и посмотреть в глаза.

–  Я знаю, говорят, что люди не меняются. Но это не так. Люди меняются. Но только для перемен нужно много времени и очень серьёзные обстоятельства. У Эриха было больше тысячи лет и очень серьёзные обстоятельства. Да, он оступился однажды, но разве он делами не искупил то зло? Ты же христианка… Ну, или была христианкой. Разве тебя не учили этому? Даже разбойников, блудниц и мытарей пускают в рай, если они раскаются в грехах своих… Иногда надо уметь простить. Тем более… это грех далекого прошлого. Ты же понимаешь, что сейчас он бы никогда не причинил тебе зла. Понимаю, он такое скрыл от тебя… – скривился Рыжий. – Как теперь доверять? Но, согласись, о таком прошлом мало кому хочется вспоминать. И уж точно перед любимой девушкой таким хвастать не будешь. Не мог же он предположить, что всё это тебя касается напрямую. Ну, мало кто помнит свои прежние жизни… Согласись?

– Да… – хмыкнула Ева. – А ведь многие мечтают узнать своё прошлое. К регрессологам ходят. Модно это сейчас. А я вот думаю, меньше знаешь – крепче спишь. Никогда не угадаешь, что там в твоём тёмном прошлом может обнаружиться. Я тоже не могла себе даже в кошмарном сне вообразить, что я и есть та ведьма, что его прокляла. Хотя стоило бы догадаться раньше…

– Подожди… – нахмурился Шон, – ты знала, как Эрих заработал своё проклятие?

– Ну… да… – Ева пожала плечами. – Он признался. Тогда, в Питере… Ещё до того, как мы с ним… Он мне всё рассказал. Так вышло… Рассказал, про тот чудовищный случай, про то, как Калли его прокляла бессмертием, про то, почему он не пьёт совсем. Я всё это знала.

– Охренеть! – покачал головой Шон. – Прости! Но по-другому не скажешь… Я-то думал, тебе только сейчас всё это открылось! То есть, ты хочешь сказать, что ты согласилась  с ним жить, зная про изнасилование? Ты его приняла таким, со всем вот этим дерьмом тысячелетней давности? Ты его любила, уже зная всё это?

Ева тяжко вздохнула. Да, звучит странно. Но тогда ей так не казалось. Она была счастлива в этой сумасшедшей любви, тонула в этом счастье, в его нежности, страсти, заботе. Она не сомневалась ни в его любви, ни в верности своего решения.

– Да. Я его простила тогда, – она снова  пожала плечами. – Сначала я, конечно, была в шоке от его рассказа. Я же Эриха почти святым считала, героем, рыцарем. И тут вдруг такое! Я рыдала полночи по своим разбитым мечтам. А потом поняла, что это неправильно… Не могу я от него отказаться. Ведь я его полюбила вот сейчас, такого настоящего, каким он стал теперь. Какая разница, каким он был в прошлом? Ведь сейчас я вижу, что он другой: надёжный, заботливый, мудрый, удивительный. Самый лучший!

Слёзы катились из глаз, но Ева непроизвольно улыбнулась. Сквозь стылую тьму в сердце разгорался робкий свет  – тёплый свет воспоминаний о нём, о его любви, о её любви.

– Я на него смотрела как на бога. Я не могла его потерять! И я простила, и приняла его таким. И я ни разу не жалела об этом. Если бы я знала… – горько прошептала Вита, покачала головой. – А ведь я с него сняла проклятие тогда. Представляешь? Мы не могли понять, как такое возможно. А всё очень просто… Я смогла его снять, потому что сама и прокляла когда-то. Теперь-то я знаю правду, ответ был очевиден, но я его в  упор замечать не хотела. Сама прокляла – сама простила. Полюбила и простила. Как должно было ещё тогда случиться, тысячу лет назад…

– Вот теперь я вообще уже ничего не понимаю, – потёр лоб ирландец. – Ева, а… что изменилось?

– В каком смысле? – нахмурилась она.

– Ну… ты себя слышишь?  – развёл руками Шон. – Ты его простила. Приняла. Проклятие сняла. Полюбила… Самого лучшего, и всё такое. Что изменилось? Отчего же самый лучший вдруг самым ненавистным стал?

– Но ведь я тогда не знала, что это он меня… – она зажмурилась мучительно, снова как наяву вспоминая свой жуткий сон, – меня…

– Ты его уже простила, – твёрдо произнес Шон. – Вита, прощают или не прощают только один раз. Вот есть преступление – и есть помилование… или наказание.  Ну… так нельзя… сегодня я тебя за это прощу, а завтра опять ненавидеть буду. Если прощение настоящее, то не бывает так. Ты уже ему этот грех отпустила, приняла. Так зачем теперь караешь и его, и себя, за то, что уже простила. Ты эту страницу перевернула.

– Но почему же тогда мне так больно? – всхлипнула Ева.

– Потому что ты пытаешься выдрать из себя эту любовь с корнем, – Шон обнял за плечи, по-приятельски прижал к себе, хмыкнул над ухом, – а она уже проросла в тебя, так глубоко, что только с душой ты её из себя вырвать и сможешь. Потому… даже не пытайся, красотка!

Ева уткнулась в его плечо и разрыдалась.

– Хочешь, я тебе ещё спою? – Рыжий дождался, пока она затихла, и взял прихваченную из паба гитару.

– Давай! – грустно улыбнулась Ева.

Гитара – это тоже отличное лекарство, когда твоя душа рассыпалась на куски, и так нужно её собрать и склеить.