На лице герцогини появилась недовольная гримаска. Она казалась необыкновенно прекрасной в это мгновение.

— Какой вы смешной! Как будто в самом деле можно было сделать нечто подобное. Но сэр Хьюго был полностью введен в заблуждение, не так ли?

— Да, действительно, — ответил Хьюго. — Я никогда раньше не видел Леону такой.

— Правильно ли я понял, — настойчиво допытывался герцог, словно гончая, пробирающаяся по запутанному следу, — что перед нами не леди Мэйфилд, а мисс Леона Ракли?

— О, как вы мудры, ваша милость! — вскричала герцогиня. — Вы сами обо всем догадались!

— Тогда почему же ее брат и Джулиен не должны были узнать ее? — осведомился герцог, оборачиваясь в недоумении от одного к другому.

Ему ответила Леона:

— Потому, ваша милость, что я приехала сюда в моей старой, вышедшей из моды одежде и ее светлость попыталась превратить меня, как по волшебству, в даму из высшего света. И, как видите, она весьма в этом преуспела, поскольку даже мой собственный брат не узнал меня.

— Это, бесспорно, было достижение, — улыбнулся герцог.

— Розыгрыш был бы еще более забавным, если бы мы могли его продолжить, но Джулиен, как всегда, испортил нам все удовольствие. Он слишком проницателен, чтобы позволить мне обвести его вокруг пальца, — разочарованно промолвила герцогиня.

— У него богатый опыт, — примирительным тоном заметил герцог. — Для человека, командовавшего целым полком, в любом случае не составит особого труда докопаться до истины. А сейчас Джулиену предстоит еще более трудное задание, которое потребует от него всей его проницательности и ума.

— Еще более трудное задание?! — воскликнула герцогиня, переводя взгляд с мужа на брата. — В чем дело, Джулиен, и почему вы мне ничего не сказали?

— Это не совсем задание, — ответил лорд Чард.

— Значит, назначение, — настаивала герцогиня. — Неужели при королевском дворе?

Лорд Чард покачал головой.

— Нет, нет! Ничего подобного.

— Раз уж Джулиен так скрытен, — сказал герцог, — я лучше сам вам обо всем расскажу. Его величество поручил ему очистить побережье от контрабандистов. Эта задача показалась бы непосильной многим, но Джулиена, конечно, ничто не может испугать.

— Только и всего?! — воскликнула герцогиня. — Я уже решила, что вы, по крайней мере, находились в свите его величества на коронации. Но контрабандисты!

Какой от них вред? Ручаюсь вам, что, если вы и дальше будете препятствовать ввозу товаров из Франции через Ла-Манш, цены на Бонд-стрит взлетят так, что станут всем недоступны.

— Только такие женщины, как вы, могут оправдывать преступников, — оборвал ее герцог строго. — Я уверен, что Джулиен сумеет заставить их соблюдать закон и, если необходимо, прибегнет к самой суровой каре.

— Обед подан, ваша милость! — громовым голосом объявил дворецкий с противоположного конца гостиной, н, к облегчению Леоны, разговор перешел на другую тему. Тем не менее она ясно сознавала, что глаза лорда Чарда следили за ней, когда герцог предложил ей руку и проводил в столовую.

Там им было предложено бессчетное количество изысканных деликатесов, непривычных на вкус, из которых Леона едва могла узнать с полдюжины. Закуски подавались на золотых тарелках, и стол был украшен орхидеями и огромными канделябрами на двенадцать свечей каждый. Место Леоны оказалось по правую сторону от герцога, рядом с лордом Чардом, и после обмена обычными шутливыми замечаниями с хозяином дома по поводу сельской жизни она обернулась к лорду Чарду и заметила, что тот улыбался, глядя на нее.

— О чем вы думаете? — спросила она непроизвольно, так как он не говорил ни слова.

— Я подумал о том, как легко для любой женщины переменить свое оперение.

— Так, чтобы бедный маленький воробышек превратился в павлина? — спросила Леона резко. — Это всего лишь на один вечер, милорд.

— На много больший срок, я полагаю, — заметил лорд Чард. — Моя сестра уже строит планы представить вас завтра местной знати. Послушайте, о чем она беседует с вашим братом.

Он был прав, и Леона сразу догадалась, что Хьюго соглашался со всем, что предлагала герцогиня.

— На следующий день, — донесся до нее голос ее милости, — вы должны вместе с герцогом отправиться на прогулку верхом к собачьему питомнику лорда Сифорда. Он великолепен, построен в самом последнем стиле. Сказать по чести, мне кажется, что собаки живут в лучших условиях, чем их владельцы.

— Мне бы это доставило огромное удовольствие, — ответил Хьюго, и Леона вынуждена была признать, что ее собственные желания в расчет не принимались. Она не могла решить для себя, была ли она довольна или, напротив, сожалела о том, что возвращение домой откладывалось, — слишком много противоречивых чувств и побуждений сталкивалось в ее сердце и сознании.

Лишь в одном Леона могла быть полностью уверена: она стеснялась лорда Чарда. В выражении его глаз этим вечером было нечто такое, что заставляло ее избегать его — взгляда, а голос его звучал так, что ей стоило немалых усилий отвечать ему.

Когда с обедом было покончено и мужчины присоединились к дамам в гостиной, герцогиня предложила партию в карты.

— Я советую вам попросить мисс Ракли исполнить для нас что-нибудь, — произнес лорд Чард.

— О нет! — воскликнула смущенная Леона, но герцогиня повелительным взглядом указала ей на фортепиано.

— Нам будет очень приятно послушать вас, — заявила она и затем весь остаток вечера продолжала разговаривать, смеяться и спорить за картами, пока очень скоро Леона не поняла, что никто из присутствовавших не обращал внимания на ее игру.

Как обычно, девушка постепенно погрузилась в свою музыку, и, пока ноты мерно струились одна за другой из-под ее пальцев, словно капли холодного осеннего дождя, она позволила себе небольшую импровизацию, описывая в звуках красоту садов и террас Клантонбери, зеленоватой глади моря вдали и величественное зрелище самого дворца.

— Какую из ваших грез вы изобразили сейчас? — неожиданно спросил чей-то голос.

Леона вздрогнула при виде лорда Чарда, стоявшего рядом с нею. Она не заметила, как он приблизился, и даже не сообразила, что он отделился от остальных.

Он пододвинул кресло, поместив его так близко к стулу, на котором она сидела, что его колено касалось ее платья.

— Сыграйте для меня пьесу о море, — обратился он к ней, — мне известно, что оно стало частью вашей жизни.

— Почему вы так считаете? — невольно задала она вопрос.

— Вы любите его и боитесь его, — ответил он. — Эти ощущения вызывают в нас не вещи сами по себе, но то, что с ними связано. Разве это не так?

— Я… не знаю, — пробормотала она, сознавая в то же время, что он близок к истине. Любовь или страх по отношению к чему-либо или кому-либо. Оба эти чувства в достаточной степени были свойственны ей, и она не была уверена, думала она в это мгновение о море или о лорде Чарде. В груди ее все волновалось и трепетало, и казалось, что ее сердце находится в неразрешимом противоречии с самим собою.