Габриель Тард был судьей, а потом стал профессором философии в Коллеж де Франс. Тард не только написал книгу об общественных «законах» (в частности, законе имитации), но и применял антропологические и психологические методы к преступникам. Как и Мантегацца, он написал роман о будущем[558]. Немца Георга Зиммеля, который, подобно Дюркгейму, стремился сделать социологию отдельной дисциплиной, называли человеком «обширных и разносторонних знаний»[559]. Он публиковал очерки на самые разные темы, от Рембрандта и Гёте до психологии и философии.

В США наблюдалась аналогичная история. Лестер Уорд, в возрасте шестидесяти шести лет назначенный профессором социологии в Университете Брауна (1906), до этого работал библиотекарем в Бюро статистики, а также ботаником, геологом и палеонтологом в Геологической службе США (US Geological Survey). Неудивительно, что он уверенно назвал один из своих курсов «Обзор всех наук» (A Survey of All Knowledge)[560].

В Великобритании, несмотря на учреждение в 1904 году факультета социологии в Лондонской школе экономики, новая дисциплина развивалась медленно. Поэтому немецкий полимат Норберт Элиас даже в 1950-е годы сумел внести серьезный вклад в ее развитие. Помимо социологии, Элиас занимался медициной, философией, историей и психоанализом, и все эти науки оказали влияние на его социальную теорию. Он достаточно разбирался в эмбриологии, чтобы обсуждать теоретические аспекты исследования, проведенного его другом Альфредом Глюксманном[561]. От медицины Элиас перешел к философии и защитил докторскую диссертацию по философии истории в Университете Бреслау. После переезда в Гейдельберг он открыл для себя социологию. Эмигрировав в Великобританию после прихода Гитлера к власти, Элиас занялся психоанализом. В его самой известной книге, «О процессе цивилизации» (Über den Prozess der Zivilisation, 1939), история, психология и социальная теория дополняют друг друга.

Получив в 1954 году должность преподавателя социологии в Лестерском университете, Элиас (ему было тогда пятьдесят семь лет) сыграл ведущую роль в развитии факультета. Он не любил, когда его направление называли исторической социологией, ратуя за то, чтобы вся социология имела историческое измерение, и критикуя коллег за «бегство в настоящее». Элиас также изучал общество своего времени и был прежде всего оригинальным теоретиком. Он никогда не забывал о своем медицинском образовании, и отношение между человеческим телом и обществом оставалось сквозной темой в его трудах, от ранних работ о хороших манерах до поздних, посвященных спорту. Развивая социологию знания, связанную с именем Карла Мангейма (чьим ассистентом он был в начале 1930-х годов во Франкфуртском университете), Элиас анализировал процесс специализации и усиление позиций структур, которые он называл «научными учреждениями», сравнивая их соперничество с конкуренцией между коммерческими предприятиями и национальными государствами[562].

Психология

В конце XIX века, когда психология отделилась от философии, она привлекла внимание последовательных полиматов. Например, Вильгельм Вундт начинал карьеру в медицине и физиологии, затем обратился к экспериментальной психологии, став одним из ее основателей, а после этого – к философии и «психологии народов» (Vö lkerpsychologie)[563]. Уильям Джеймс, обвинявший Вундта в том, что тот стремится стать «своего рода Наполеоном интеллектуального мира», следовал аналогичным путем. Джеймс изучал медицину в Гарварде, преподавал анатомию и физиологию, а затем, в 1875 году, основал, как принято считать, первую лабораторию экспериментальной психологии в мире. Но большинству он известен как философ и автор книги «Многообразие религиозного опыта» (The Varieties of Religious Experience, 1902)[564].

Француз Гюстав Лебон, тоже медик по образованию, писал научно-популярные сочинения и книги о путешествиях, прежде чем сделать себе имя в психологии, особенно психологии масс (интерес к этой теме возник у него, как и у Тэна, о котором речь шла выше, во время событий Парижской коммуны 1871 года)[565].

Еще один полимат был создателем психоанализа. Фрейд начинал свою карьеру на факультете медицины Венского университета, а затем занимался морской биологией в Триесте. Изучая нервные клетки рыб, он обратился к физиологии. По сути, на протяжении двадцати лет Фрейд «был преимущественно неврологом и анатомом». Его первая книга, «Об афазии» (Zur Auffassung der Aphasien, 1891), считается «важным вкладом в традиционную невропатологию»[566]. Когда он занялся психологией и разрабатывал свой метод психоанализа, его генетический подход был обусловлен познаниями в биологии. Фрейд был поклонником Дарвина, а его самого называли «Дарвином души» и «биологом разума».

Интересы Фрейда не ограничивались естественными науками. Полученное им классическое образование отразилось в его поздних работах, главным образом – в концепции «эдипова комплекса». Он был хорошо знаком с современной литературой, писал о Шекспире и прочих авторах. Фрейд изучал историю, в том числе историю искусства, и написал работу о Леонардо да Винчи, а также статью о случае невроза в форме одержимости дьяволом в XVII веке. Он собирал египетские древности. Открыв для себя антропологию, Фрейд написал работу «Тотем и табу» (Totem und Tabu, 1913), в которой рассуждал о «сходстве между психической жизнью дикарей и невротиков» (хотя ведущим антропологам, таким как Франц Боас, она показалась неубедительной)[567].

Антропология

Первое поколение преподавателей антропологии (или этнологии) и авторов книг по этой дисциплине пришло из самых разных наук: среди них были бывшие медики, зоологи, антиковеды и теологи.

Француз Поль Брока, основатель Парижского антропологического общества (Société d'Anthropologie de Paris), пришел из медицины и особенно интересовался физической антропологией, тогда как племянник и интеллектуальный наследник Дюркгейма Марсель Мосс был пионером культурной антропологии, а его «Очерк о даре» (Essai sur le don, 1925) до сих пор остается одной из классических работ в этой области. Интересы Мосса были даже шире, чем у его дяди. Он изучал восточную филологию и преподавал этнографию и историю религий. Он также занимался правом, экономикой и историей. Неудивительно, что студенты говорили, будто Мосс знает всё. Он писал и публиковался сравнительно мало, посвящая свое время изучению новых вещей. Его репутация основана на нескольких основополагающих статьях, которые он не смог бы написать, если бы не читал так много[568]. В США Франц Боас, немецкий эмигрант и еще один пионер культурной антропологии, занимался географией и работал музейным куратором, прежде чем получить должность профессора антропологии в Колумбийском университете в 1899 году. Его ученики и последователи стали крупными фигурами в этой новой науке[569].

Англичанин Альфред Хэддон был зоологом, но, изучая актиний в западной Ирландии, заинтересовался сельской культурой тех мест. В 1898 году его как зоолога пригласили в экспедицию на острова Торресова пролива (сейчас это часть Квинсленда), но и там он изучал местную культуру. В 1900 году Хэддон получил место преподавателя этнологии в Кембридже[570]. Еще одним участником экспедиции в Торресов пролив был Уильям Риверс. Поощряемый Хэддоном, он включил антропологию в свой набор интеллектуальных интересов, куда на тот момент уже входили медицина, неврология и психология. Его труд «Тода» (The Todas, 1906) стал весомым вкладом в этнографию Индии[571].

Еще один путь в антропологию пролегал через область антиковедения, как это было с Джеймсом Фрэзером. Он заинтересовался сравнительной мифологией и религией, написал знаменитую «Золотую ветвь» (The Golden Bough, 1890) и благодаря ей теперь считается если не основателем, то одним из родоначальников социальной антропологии[572]. Некоторые из многочисленных публикаций еще одного антиковеда (снова шотландца), Эндрю Лэнга, были посвящены антропологии и фольклористике – дисциплинам, которые в начале XX века еще не окончательно отделились друг от друга. О Лэнге говорили как о «рейдере, „свободном художнике“, пересекающем все границы, созданные людьми»[573]. Он писал о мифологии, исследованиях психики и шотландской истории[574]. Бронислав Малиновский занимался математикой и физикой в Кракове, но после прочтения «Золотой ветви» совершил свой знаменитый поворот к антропологии. Той же книгой вдохновлялся Джек Гуди, который начинал с изучения английской литературы в Кембридже и лишь потом занялся антропологией (впоследствии он также писал книги по истории и социологии).

Как и Лэнг, самые яркие из английских полиматов, работавшие в сфере антропологии в годы ее становления, никогда не занимали связанных с ней должностей. Уильям Робертсон Смит, еще один шотландец, в 80-е годы XIX века какое-то время был главным редактором «Британской энциклопедии».