В конце длинного коридора нашлась пустая квартира с выбитой дверью. По грязной плитке в гостиной Нарунн прошел к двум дверям в дальней стене, которые вели в ванную и на маленькую открытую террасу с кухней. Все было в запустении, однако Нарунну обстановка показалась более чем приличной. Он заглянул в спальню. Пылинки танцевали в угасающем вечернем свете, проникающем через высокое окно со сломанными ставнями. Он распахнул их наружу, отступил и заметил на стене у окна надпись: «Дорогой, если ты жив, вернись ко мне…» Сверху над этим любовным посланием был рисунок – обведенная углем тонкая женская рука, левая, с длинными изящными пальцами, а рядом намеренно незаконченная правая, словно ожидавшая ответа от любимого. Заключительная фраза заставила Нарунна опуститься на колени: «Я буду ждать тебя. Всегда».

Наступила ночь. Не имевшему ни дома, ни родни Нарунну послание на стене показалось необъяснимо приветливым. Ему было спокойно и хорошо рядом с этими незамкнутыми объятьями. Пустая квартира стала его домом – где еще он найдет уголок, где все дышит любовью и близостью? Стены шепотом напоминали юноше о его собственных желаниях, о поисках любви, которая все вынесет, все выдержит и эхом разнесется по обоим мирам.

«Мистер Браун» и «мистер Смит» возились на заросшем травой бережке, радостно брызгая друг на друга водой из сложенных ковшиком ладоней. Чем-то подростки напоминали Старому Музыканту пресноводных дельфинов, которых он однажды видел, катаясь на лодке в Крати. Наверное, способом общения – криками и условными сигналами, понятными только им. Сейчас, когда мальчишки не повторяли английский урок, их было проще воспринимать как Дару и Сока. Лишенные святости своих одежд, оставшиеся в одних коричневых набедренных повязках скромности ради, в воде Дара и Сок снова превратились в детей. Они помогли Старому Музыканту спуститься по змеиной, с кобрами-нагами, лестнице, чтобы и он мог постирать одежду в реке. Старик удобно устроился на второй ступеньке, откуда легко доставал до воды.

Юные послушники прыгнули обнаженными в Меконг, побросав повязки на берег, и побежали к буйволу, который плыл, выставив над водой только голову. На спине буйвола очень прямо стояла совсем юная девушка с длинными черными волосами, падавшими из-под конической шляпы. Издали казалось, что она скользит по воде. Девочка чуть заметно повернула голову – ее отражение напоминало тень гномона на солнечных часах – и осталась невозмутимой, даже когда мальчишки, брызгаясь и визжа, подплыли к ней.

– А ты куда? А ты вьетнамка? Буйвол-то ваш? Ра’т де’п! – добавил Сок по-вьетнамски, на котором вполне сносно изъяснялся, как почти все в его приграничной деревне. Старый Музыкант и сам помнил несколько фраз еще с дней, проведенных в лесном лагере с вьетнамскими товарищами. Интересно, что имел в виду Сок, говоря «очень красиво», – девушку или буйвола?

Заплыв вперед, они подносили ко рту буйвола купы водяного гиацинта.

– А ему сколько лет?

Девочка не отвечала. Безграничная невозмутимость, сродни божественному внутреннему спокойствию, окружала ее непроницаемым коконом. Старый Музыкант очень хотел, чтобы она обернулась. Сердце заныло от знакомой боли – девочка была не старше Ситы, когда он оставил ее и пошел воевать за идеалы, которые теперь перестал понимать.

Он не отрывал взгляда от девочки, пока она на своем буйволе не скрылась из виду.

Мимо, лопоча и захлебываясь, в сторону города проплыла моторная лодка, груженная плодами помело и сахарным тростником. Расходящиеся волночки лизали ступени, где сидел Старый Музыкант, убаюкивая, увлекая в поток воспоминаний. На несколько мгновений одним движением век он перенесся в ночь своего исчезновения, а затем, почти неощутимо вздрогнув, оказался снова на змеиной лестнице. Мир вновь разделился – половина под повязкой на глазу, другая перед ним, залитая ярким полуденным солнцем.

– Локта, локта! – Старый Музыкант обернулся на голос и увидел, что Дара торопливо бредет к нему по грудь в воде, сжимая в поднятой руке что-то темное и жесткое.

Сом, решил Старый Музыкант, разглядев смутный согнутый силуэт, однако его насторожила неподвижность рыбы. Когда Дара приблизился, старик разглядел – это вовсе не рыба. По спине пробежал холодок. Первым побуждением было прыгнуть в реку и выхватить оружие. Старику хотелось крикнуть «Брось!», но он передумал: если пистолет заряжен, может произойти выстрел. Дара, отлично сознавая опасность своей находки, осторожно положил ее на ступени. Сок, оставшийся сиротой из-за такого же оружия, точно онемел, и Старому Музыканту оставалось лишь догадываться, о чем думает мальчишка: кого ранили или убили из этого оружия? Судя по тому, что пистолет совсем новенький и блестящий, его бросили в реку сравнительно недавно. Он явно недолго пролежал на илистом дне Меконга.

Старый Музыкант тщательно вытер руки о рубашку, осторожно взял пистолет, направив ствол в сторону от себя и мальчишек, и проверил патронник, стараясь не задеть спусковой крючок.

– Никогда не направляй оружия на тех, кого ты не готов убить, – внушительно прорычал ему командир в тренировочном лагере в джунглях. Отогнав воспоминания, старик сосредоточился на пистолете. Увидев, что патрона в стволе нет, Старый Музыкант даже чуть обмяк от облегчения. Что ж, логично – даже один патрон можно запросто продать на черном рынке, не опасаясь, что тебя накроют с оружием в руке. «На улице нашел», – скажет какой-нибудь Дара или Сок дилеру в переулке возле улицы Конфедерации России, где целый ряд ларьков торгует таким снаряжением смерти под видом копий американской военной формы и атрибутики.

Старый Музыкант помнил изобилие оружия – неистощимые запасы, вдруг оказавшиеся в распоряжении революционных вооруженных сил, когда они захватили власть в стране в апреле 1975 года и объединили собственный арсенал с тем, что было у правительства Лон Нола, получившего от США за время гражданской войны военной помощи почти на два миллиарда долларов. Во время насильственного переселения жителей столицы в провинции и четырех лет революционного режима пистолеты тридцать восьмого калибра, похожие на тот, что он держит сейчас в руках, вместе с АК-47 и М-16 запросто раздавались юнцам, как игрушки. Большинство подростков, неграмотных, никогда не посещавших школу, не понимали ни доктрин, ни идеологии, за которые воевали, но им нравились восторг и власть от ощущения боевого оружия в руках.

Сейчас АР-15, хранившуюся как семейная реликвия, бывший солдат революции несет в ломбард, чтобы оплатить похороны маленькой дочери, умершей от малярии, а извлеченную из тайника и несколько раз перепроданную за пару долларов гранату бросает фермер, чтобы избавиться от соседа, зарящегося на спорный клочок земли. Молодая мать, подавшаяся в саперы, ночью снова устанавливает извлеченные за день из земли мины, боясь, что, если обезвредить все, у нее не будет работы и нечем будет кормить детей, хотя именно «прыгучая Бетти» сделала ее вдовой, и «тихие убийцы», оставленные в земле, могут десятилетиями сохранять свою поражающую силу.

Старый Музыкант знал такие раздробленные души, одновременно беспомощные и опасные, каждая и жертва обстоятельств, и орудие убийства, по своему выбору. Достаточно одной-единственной проволоки – страха, гнева, отчаяния, чтобы они сдетонировали, вызвав непоправимые разрушения.