Решившись последовать завету своего наставника, Нарунн наконец отправился в Пномпень – сперва на лодке, затем пешком, пересекая реки и ручьи в рыбацких каноэ, а однажды, к своему изумлению и удовольствию, на спине слона, сидя позади махаута[13]. По заросшим травой и молодыми деревцами железнодорожным путям Нарунн передвигался на еле ползущих остовах поездов. У него не было ни золота, ни ценных вещей, чтобы обменять на место в одном из вагонов, поэтому ему предложили забираться прямо на тепловоз и пристроиться возле радиатора.

– Места бесплатные, – сказал кондуктор, кивнув на облепивших тепловоз мужчин. – Но ты знай, там опасно. Там можно вообще никуда не доехать. Эта часть пострадает первой, если мы наедем на мины, заложенные бандами красных кхмеров, или нарвемся на засаду.

Нарунн взглянул на враз окаменевшие лица попутчиков и забрался на тепловоз. Ему пришлось совершить прыжок в неизвестность – заветной цели не видать без небольшого путешествия. На память пришли последние слова матери: «Увидимся там». Тогда он подумал – мама говорит о встрече после смерти, неизбежном конце всего живого, но постепенно пришел к выводу, что «там» означает другую сторону кошмара, в который для них превратилась жизнь. «Иди вперед, сынок». Мама будет жить, пока жив он.

Оказавшись в Пномпене, Нарунн начал искать дом, о котором рассказывал аптекарь. По описанию старика он представлял себе нечто величественное, ультрасовременное и несокрушимое. Он спрашивал всех встречных, механически повторяя часть названия, которая задержалась в памяти, но никто понятия не имел о Белом Здании. Вскоре Нарунн убедился, что многие обыватели еще вчера жили в провинции и перебрались в Пномпень только потому, что столица была одним из немногих мест в Камбодже, свободным от красных кхмеров. Навстречу Нарунну попадались такие же скитальцы, как он сам. Что до коренных жителей Пномпеня, многие сгинули за четыре года изгнания, а чудом уцелевшие вернувшиеся смертельно боялись откровенничать и вообще давать любую информацию, поэтому тоже притворялись несведущими.

В первый день Нарунн всего этого не знал. К концу дня бесплодных поисков, голодный и выбившийся из сил, он уже готов был махнуть на все рукой, когда полупомешанный нищий, который уже некоторое время ходил за юношей как тень, сделал знак идти за ним. Бормоча на неразберимой смеси кхмерского и французского, нищий привел Нарунна к циклопическому полуразрушенному строению на берегу реки. «Боединг сар», – прошептал нищий, словно там водились привидения или самое «белое здание» было призраком.

Войдя, Нарунн увидел – так и есть. Это был призрак дома с жильцами-призраками. «Я боюсь…», «Как здесь тихо…» – было написано углем на стенах и полах. «Остались только солдаты…», «Я боюсь…», «Я боюсь…» Некоторые слова стерлись, оставив неясные следы, зато другие были черными и четкими, припорошенные угольной пылью, словно выведенные всего несколько дней назад. «Где ты? Где я? Что это за место?» Живые разговаривали с мертвыми, а мертвые искали эхо себя – тени и силуэты своих тел, свидетельства, что они когда-то существовали.

Имена, даты, цифры. Косые дроби и значки, понятные только тем, кто их писал. Схематичное изображение семьи, где перечеркнут каждый, кроме последнего в ряду. Неровные круги на палочках, напоминающие леденцы или цветы. Еще каракули, выведенные рукой ребенка или сумасшедшего. Рисунки преследовали Нарунна, пока он переходил по первому этажу из одного корпуса в другой. Лестница была покрыта следами грязных ног. Нарунн пошел по следам, но на первой площадке они исчезли. Он продолжал подниматься – вместо того, кто оставил следы внизу. Дойдя до нужного этажа, он сосчитал квартиры слева направо, потом справа налево. Убедившись, что нашел то, что искал, Нарунн подошел к двери. Квартира явно была обитаема, и сердце юноши наполнилось радостной надеждой. Он рассказал жильцам о старом аптекаре, который просил узнать, не вернулся ли кто из родных. Мать семейства, вокруг которой собрались трое детей-подростков, настороженно ответила, что никогда не слышала ни о каком аптекаре. Ее муж погиб при Пол Поте, перед самым падением режима, во время больших чисток, пояснила она во избежание путаницы.

Женщина сочла, что квартира ничья – она стояла пустой, без вещей или мебели. В ее голосе появилась опаска: а Нарунн уверен, что это тот корпус? Да. Возможно, другие жильцы что вспомнят, предположила она, явно желая, чтобы он ушел. Комплекс большой, шесть корпусов, некоторые квартиры до сих пор стоят пустые. Новое правительство разрешило народу селиться в брошенных домах, напомнила она. Может, семья аптекаря нашла себе дом побольше, богатую виллу, принадлежавшую раньше зажиточному семейству? Нарунн кивнул, чувствуя, что искать дальше нечего. Обескураженный, он поблагодарил женщину и направился к лестнице. Красные кхмеры ушли несколько лет назад, и если бы кто-то из родственников аптекаря остался в живых, они бы уже вернулись, как обещали друг другу, когда их разлучили и отправили в разные провинции.

– Если ты их найдешь, скажи им, что ты мне как сын, – сказал ему наставник. – А если не найдешь, что уж тут говорить. Я пойму твое молчание.

Вот именно, молчание, думал Нарунн, поднимаясь по крутой бетонной лестнице. Лучше не тревожить мертвых, пусть покоятся там, где лежат.

Ему было любопытно, хорошо ли виден сверху Пномпень. На западе он разглядел многоярусную пирамиду Монумента независимости, возвышавшуюся над деревьями, золотую крышу Ват Лангки, блеснувшую в заходящем солнце, национальный спортивный комплекс, напоминавший в вечернем свете полупрозрачное сооружение из слоновой кости. Нарунн еще не знал, чтó именно видит, но постепенно запомнил названия памятников и их историю: автор проекта Монумента независимости знаменитый архитектор-модернист Ванн Моливанн, храм Лангки красные кхмеры превратили в склад, на стадионе проходили массовые казни. С востока вдоль Белого Здания тянулась широкая полоса запущенной земли – в длинных ровных рядах еще угадывались следы ландшафтных садов. Где-то поблизости Нарунн угадывал реку, но не видел ее за домами и деревьями. Облокотившись о перила, он вглядывался в северные районы Пномпеня, различая очертания овеянной легендами линии горизонта. За день блужданий по городу ему запомнился сверкающий купол и шпиль королевского дворца, старинная Национальная ассамблея и богато украшенный Ват Ботум Вадди. Очень красивый город, искренне думал Нарунн, восхищенно оглядываясь в сгущавшихся сумерках.

С реки подул ветер, принеся тяжелый запах грязи и муссонов. Если пойдет дождь, бетонный козырек не даст Нарунну промокнуть. Может, переночевать на площадке, на свежем воздухе? Но, поразмыслив, юноша вспомнил невнятные предостережения безумца-нищего: «Ты находишься среди изголодавшихся людей. Внимательно следи за своим мешком риса!» Отовсюду веяло страхом – от каждого встреченного горожанина, от настороженной тишины и испуганной неподвижности семей, прятавшихся за закрытыми дверями квартир, которые отныне придется делить с призраками. Прежде этот город был прекрасен и мирен, но теперь, кроме царящего здесь беспокойства, в воздухе пахло угрозой. Насилием. Нарунн не для того проделал такой путь, чтобы его ограбили и убили, лучше вернуться в подъезд и отыскать что-нибудь понадежнее.