– Что нам делать, Локта? – спросил Дара. Сок не сводил с пистолета глаз.

– Отнесем настоятелю, – решил старик, желая приободрить мальчишек. – Почтенный Конг Оул знает, как поступить.

Пока они поднимались по лестнице, у Старого Музыканта перехватило горло – не от того, что двое мальчишек в своей невинной наготе нашли боевой пистолет, а от будничности оружия, ставшего валютой, на которую можно выменять еду в этом бесконечном цикле бедности и насилия.

В этом он тоже видел свою вину.

– Вот так следы и привели меня в эту комнату, – держа Тиру в своих объятьях, Нарунн приподнял ее лицо за подбородок и пристально поглядел в глаза. – К этой минуте с тобой. Иногда несчастная любовь одной пары вознаграждается союзом другой – спустя годы, десятилетия, даже целую жизнь. Ты позвала, я пришел и с тех пор ждал тебя.

Тира сглотнула комок в горле:

– А где были… изображения тех рук?

Нарунн сел и подтянул ее повыше, лицом к закрытому окну над кроватью. Переплетя свои пальцы с пальцами Тиры, он вытянул руку и приложил их ладони к стене.

– Вот здесь.

В зале церемоний вокруг Старого Музыканта быстро собралась толпа. Пистолет лежал посередине на соломенной циновке, притягивая взгляды, будто обладая гипнотической силой.

– Это еще откуда? – раздался голос из массы бритых голов и шафраново-желтых ряс.

– Я в реке нашел! – торжествующе ответил Дара, в котором страх уже сменился гордостью.

– Где конкретно? Как он туда попал? А он чей? А он стреляет? А патроны в нем есть? Небось принадлежал продажному полицейскому!

Вопросы и мнения били ключом.

– Нет, с такими ходят телохранители. Должно быть, дорогой…

При появлении настоятеля все сразу притихли.

– Такую бы любознательность да к вашим занятиям, – посетовал Конг Оул, опускаясь с другого края циновки напротив Старого Музыканта, и с улыбкой огляделся, будто повод для собрания был совершенно невинным. – Дети мои, вернитесь в свои кельи.

Послышался общий стон, но, подчиняясь приказу, пусть и высказанному мягко, монахи начали расходиться. Вскоре остался только один, который будто прирос к месту, – Макара. Родители недавно отправили его на послушание в храм, чтобы оградить от опасностей улицы.

– А сколько он стоит? – без обиняков брякнул он.

– О, я не знаю, – невозмутимо ответил настоятель, словно не замечая поведения послушника. – Ты себя этим не тревожь.

– Долларов пятьдесят самое меньшее, – не отставал Макара.

Старый Музыкант не знал, от чего у мальчишки горят глаза – от жадности при мысли о столь солидной сумме или от наркотической ломки.

Когда стало ясно, что церемония призывания духа в тело не помогла, родители отвезли Макару в местный реабилитационный центр, где метод лечения был один – в буквальном смысле выбивать дурь из наркоманов. Макара продержался там неделю. Не послушав сердитого предупреждения мужа («Мальчишка не изменится, если его оберегать от малейшего ветерка!»), мать забрала его домой, расстроившись при виде синяков и ран, покрывавших тело сына. Макара поклялся, что не притронется к наркотикам, но буквально через несколько часов его поймали за руку на краже скромных украшений матери, которые он пытался заложить и спустить деньги на свой порок. Подавленные родители умолили настоятеля принять их сына в послушники, и сейчас Макара, стоя в монашеской рясе, здорово рисковал своим последним шансом выздороветь.

– Я знаю, где его можно продать, – настаивал он. – Ну, то есть кто его купит… Есть люди, которые дадут больше пятидесяти долларов…

Настоятель молча ждал, пристально, но мягко глядя на Макару. Видимо, он счел за лучшее дать мальчишке выговориться.

– Я… я деньги все принесу, – выпалил Макара, неподконтрольно дергаясь всем телом, будто в эпилептическом припадке.

Наконец настоятель сказал:

– В твоем участии нет нужды, мой дорогой саманае. – Его лицо осветилось, будто он что-то вспомнил. – Только что приходила твоя мама и принесла тебе жареной лапши и других лакомств. Все оставлено у монахинь на кухне. Сходи взгляни, может, подкрепишься перед обедом… Но только потихоньку, конечно. – Хотя монахам запрещалось вкушать пищу после полудня, для Макары сделали исключение. Настоятель считал, мальчишке нужно максимально хорошо питаться, чтобы восстановить силы.

Макара заерзал, но через секунду, будто не в силах выносить взгляд настоятеля, с извинением поклонился:

– Канах.

Когда он отошел на достаточное расстояние и уже не мог слышать разговор, настоятель повернулся к Старому Музыканту.

– Ох, сколько же приходится придумывать, чтобы отвлечь молодой ум! – Он взглянул на пистолет на коврике, и Старый Музыкант впервые заметил, каким напряженным и нехарактерно взволнованным кажется старый монах, несмотря на веселый тон. Видимо, находка взбудоражила его сильнее, чем он хотел показать. – Я не знал, что и думать, когда прибежал Сок и крикнул, что здесь пистолет. Больше он ничего не объяснил.

– Простите меня, уважаемый настоятель, но я отправил за вами мальчишку, чтобы куда-нибудь его удалить. Сок был сам не свой при виде оружия.

– Да, он был очень взбудоражен. Надеюсь, к нему уже вернулось некоторое спокойствие. Я дал ему учить новую английскую фразу: «Вдох, выдох, каждое дыхание – само по себе путешествие». Даже для меня это упражнение бывает эффективнее древних сутр.

Словно в доказательство настоятель несколько раз медленно вдохнул и выдохнул.

– А-а, мне уже лучше… Значит, как к нам попал этот пистолет?

Старый Музыкант коротко рассказал, что произошло у реки. Настоятель слушал, погруженный в тревожные размышления.

– Мы отравили наши реки разными ядами, – с горечью сказал он, выслушав Старого Музыканта.

– Остается надеяться, что в реку он попал случайно, а если его все-таки выбросили, то из благих побуждений – может, человек понял, какой вред может нанести.

– Но, – нерешительно протянул Конг Оул, угадывая недосказанное, – вы считаете, что у этого оружия более сложный путь?

Старый Музыкант кивнул.

– Вы читаете мои мысли, уважаемый настоятель.

– Продолжайте.

– Конечно, это только мои домыслы, но не исключено, что человек выбросил пистолет в реку в минуту страха или раскаянья за совершенное преступление. Учитывая цены на черном рынке, невиновный владелец мог просто продать оружие, раз уж решил избавиться. Пятьдесят долларов – а если мальчишка не ошибается, то и больше – это месячная зарплата большинства камбоджийцев. Такие деньги не каждый кинет в речку… Но, повторяю, это лишь мои предположения.

Настоятель вздохнул.

– Ваши предположения очень близки к истине, учитывая реальность, в которой мы живем… Вопрос: как нам закончить странствия этого предмета?