Я не злюсь на Бесноватую Букашку. Если человек способен смеяться над собственной незначительностью, это достойно всяческого уважения. Приятно, что на тебя обращают внимание. Лучше пусть поливают помоями, чем игнорируют. Но, если честно, зачем вообще напрягаться? Как говорится, чем меньше мозгов, тем больше ора…

На протяжении многих лет до меня постоянно докапывался некий Я-купил-Закон-Божий. Я выяснил, кто это был: низкопробный телевизионный критик и несостоявшийся драматург Гарри Грант. И вот однажды случилась невероятная встреча. Из тех встреч, которые не устроишь нарочно. Я пришел сдавать кровь в клинику на Харли-стрит и когда, запыхавшись, поднялся на четвертый этаж, мне навстречу на лестницу вышел Грант.

Я не верю в телепатию, но в то мгновение мы оба подумали об одном и том же.

Мы на четвертом этаже. Только вдвоем на пустынной лестнице. На лестнице с очень высокими пролетами и очень низенькими перилами. До низа далеко, внизу – твердый каменный пол, на котором нет даже ковра, чтобы смягчить падение. Грант – низкорослый, тщедушный, с тонкими ручками, похожими на две недоваренные макаронины. Удивительно, как ему вообще хватает сил нажимать на клавиши на клавиатуре. Я, как все отмечают, достаточно крупный мужчина. Ничто не мешает мне поднять Гранта за шкирку и сбросить вниз. В лучшем случае он на всю жизнь останется калекой.

Я мог бы сказать что-то вроде «Далеко падать, да?» или «Ты умеешь летать?». Но в этом не было необходимости. Ситуация была предельно ясна. В этом-то и заключалась вся прелесть момента. И что самое забавное: помимо критики моих фильмов, которые Грант называл полным дерьмом, он постоянно писал о том, какой я жестокий и агрессивный мерзавец, и как я избил двух официантов в ресторане, где я не был ни разу в жизни. Если ты называешь кого-то жестокий и агрессивный скотиной, то не жалуйся, что этот кто-то поступает с тобой по-скотски.

Мне хватило одного взгляда на его лицо. Преклонись предо мною, и этого будет достаточно. Я выждал пару секунд, чтобы еще немного его помучить, и пошел забирать свои результаты.

* * *

Князь тьмы? Это прозвище я получил давным-давно. Я тогда работал на Фуада, получившего руководящую должность по этнической квоте, хотя он происходил из очень богатой пакистанской семьи. Настолько богатой, что он не мог даже примерно назвать число слуг у них в доме с точностью до десятка. Меня бесит, когда Пакистан представляют бедной страной. Это богатая страна, просто все ее богатства сосредоточены в руках нескольких особенно жадных жлобов.

Фуад затеял какой-то совместный проект с Циклоном Энни, и они постоянно ругались из-за бюджета: кому достанутся самые лакомые кусочки. Фуаду хватило бы хладнокровия устранить Энни физически, если бы существовала такая кнопка, которую можно нажать и сбросить Энни в бассейн с акулами. Целыми днями он размышлял, где добыть такую кнопку, но у него имелся один недостаток, совершенно убийственный на телевидении: он был категорически не способен вступать в рукопашную схватку. В одной комнате с Циклоном Энни он мгновенно терялся.

Я не знаю, почему он выбрал меня. Наверное, потому, что я случился поблизости, когда Фуад договорил с Энни по телефону и в сердцах грохнул трубкой об аппарат. Он велел мне пойти к ней и заставить ее передумать.

– И что мне ей сказать?

– Я не знаю. Ты у нас парень талантливый, перспективный. Постарайся ее убедить. И не возвращайся, пока не добьешься того, чтобы она вняла голосу разума.

Это было очень странно: я был самым младшим на студии, а Энни тогда пребывала на пике своего могущества. Хотя, может, поэтому меня и выбрали. Потому что меня не жалко. Расходный материал. Корм для Циклона. Или, может быть, у Фуада была сумасшедшая идея, что поскольку я молод и рьян, я сумею разжечь в Бомжихе огонь пламенной страсти и сотворить некое генитальное волшебство.

Я тогда только начал работать на телике, но уже знал, что Энни печально известна не только скверным характером, но и непробиваемым упрямством. Теперь, когда я стал старше, хитрее и беспринципнее, я, может быть, и нашел бы какой-то рычаг воздействия, но тогда я заранее чувствовал себя побежденным.

Раньше на Шарлотт-стрит был итальянский ресторанчик, где подавали изумительную лазанью. Лазанья, она как поэзия: многие ее не любят, и каждый уверен, что запросто сможет ее приготовить. Ее часто готовят с дешевой томатной пастой, утратившей волю к жизни, но вопреки общепринятым принципам общепита, направленным на получение прибыли, в том ресторане делали потрясающую лазанью за какие-то смешные деньги.

Я ел с удовольствием и аппетитом и размышлял, не податься ли мне во французский Иностранный легион, если они еще на закрыли набор новобранцев. Я решил, что не буду тратить зря время, рискуя быть растерзанным Циклоном Энни, а просто тихонечко вернусь в студию, соберу свои вещи и пойду искать счастья где-нибудь в другом месте.

Вот важный урок: успех настигает тебя тогда, когда ты окончательно сдался; но сдаться надо по-честному, притворство здесь не прокатит.

Когда я пришел в студию, Фуад сиял, как медный таз.

– Отлично сработано, Бакс, – сказал он.

Пока я в унынии вкушал лазанью, Циклон Энни позвонила Фуаду, чтобы заключить мир. Я не знаю, что заставило ее смягчиться: явно что-то такое, что можно было бы повернуть к ее выгоде. Как бы там ни было, Фуад связал это чудо с моим отсутствием.

Где-то через неделю Фуад застал меня одного в аппаратной.

– Элла, – сказал он. – Элле надо уйти.

Элла тогда режиссировала большой документальный сериал о Гражданской войне в США, в котором Фуад выступал исполнительным продюсером. По общему мнению, Элла была совершенно не приспособлена к режиссерской работе, но на телике таких полно – в этом смысле она не была исключением, – и непонятно, с чего бы Фуад так напрягся.

– Она растрачивает бюджет. Сделай что-нибудь, Бакс. От нее надо избавиться.

Опять же странная просьба. Если учесть, что на студии со мной считались примерно так же, как с приходящей уборщицей.

– Как?

При наличии четких инструкций я был готов сделать практически все, что угодно. Эх, молодость, молодость…

– Я не знаю. Включи фантазию. И не возвращайся, пока все не сделаешь.

– И все-таки: как?

– Если хочешь, чтобы тебе продлили контракт, ты найдешь способ. Мне все равно, что ты сделаешь. Делай что хочешь. Главное, чтобы был результат.

К тому моменту я уже и не знал, хочу ли я, чтобы мне продлевали контракт. Мы с Фуадом ездили на Эдинбургский телефестиваль, и там я наблюдал, как он ест омара. Это позволило мне заглянуть в такие глубины его души, что с тех пор мне было стремно находиться с ним в одном здании. Я был молод, полон оптимизма и ни капельки не сомневался, что найду себе другую работу. А если не найду сам, то Херби мне поможет.

И что я мог сделать, чтобы избавиться от Эллы? Как убедить человека уйти с козырного проекта, с большого многосерийного фильма, который, даже если получится полным дерьмом (а таковым он и был), все равно не пройдет незамеченным? Уговорить ее презреть все блага мирские и устроиться волонтером в лепрозорий? Подкинуть ей запрещенные наркотики? Притвориться, что я могу предложить ей работу в Голливуде? Раздобыть где-нибудь миллиардера, который возьмет ее замуж? Заразить ее некоей редкой, но противной вирусной инфекцией?