Включаю ноутбук, чтобы проверить почту. Там меня дожидается письмо от Джо’на. Он интересуется, как идут съемки. Есть и второе письмо от Джо’на. Оно адресовано Джеку. Джо’н перепутал получателей, и письмо улетело ко мне.

В такие дни начинаешь жалеть, что человечество изобрело письменность. Заметит ли Джо’н, что отправил письмо не тому адресату? А если заметит, станет ли переживать?

Я почти четверть часа борюсь с выключателями, пытаясь погасить весь свет в номере, чтобы можно было спокойно заснуть. Наконец попадаю на нужную комбинацию, совершенно случайно. Дозволителю нравится потешаться над нами.

Я снова в Лондоне, временно безработный. От нечего делать решаю навестить своего финансового консультанта, лживого, жуликоватого и беспринципного пакистанца, чей офис располагается на Брик-лейн. Следовало заранее догадаться, что это будет напрасная трата времени. Когда твой лживый и беспринципный финансовый консультант ничего толком не говорит и лишь пожимает плечами, сразу ясно, что дело плохо. Он пожимает плечами, и я иду восвояси. Я совсем не голоден, но все равно захожу к Зак за кебабом.

– Давно тебя не было. Очень давно, – говорит Зак. – Я думала, ты уже умер. Но твоя шаурма тебя ждет. Как раз как ты любишь.

Когда тебя знают в лицо – это в Лондоне редкое удовольствие. Я прожил здесь почти пятьдесят лет и могу перечислить не больше пяти заведений, где меня поприветствуют, обратившись по имени, да и то не факт. Поистине, если твоя душа жаждет сердечных приветствий, ты обретешь их не ближе чем за сотню миль от Чаринг-Кросс.

Впервые я оказался у Зак несколько лет назад. До этого мы с ней не были знакомы, и я никогда не бывал в ее кебабной. Едва я вошел, Зак сказала: «А вот и Князь тьмы. Твой шиш-кебаб уже готов. Как раз как ты любишь, брат. С дополнительной порцией соуса чили». Может, Зак – кулинарная ясновидящая. Может, это какой-то невероятно реалистичный перформанс в рамках масштабного арт-проекта по сбору десяти тысяч бесед с клиентами в ресторанах Восточного Лондона, каковые беседы потом напечатают ограниченным тиражом в подарочном оформлении с платиновым переплетом.

Я никогда не расспрашивал Зак, как она это делает, – просто чтобы не портить себе удовольствие. Можно строить любые догадки. Кстати, я бы не удивился, если бы оказалось, что Обаятельный Психопат или Тайный Диктатор (я знаю, кто эти двое) сидели внутри и, увидев меня, поспешили сбежать через заднюю дверь, вполне обоснованно опасаясь за сохранность своих физиономий.

Может быть, у нее очень острое зрение, как у летчиков-асов, и она видит меня за полмили от двери? Иногда меня подмывает сказать: «Я не хочу дополнительный соус чили» или «Нет, я хотел шаурму, а не шиш-кебаб», – но это опять же испортит все удовольствие. К тому же мне нравится, что не надо сидеть и ждать заказ. Только вошел, и еда на столе.

Зак любит рассказывать своим клиентам:

– Я изгнанница «Мили карри». Я предала карри. Я бунтарка, брат. Крамольница и смутьянка. Отступилась от карри. Переметнулась к кебабу. Я отступница куркумы. Перебежчица саага, вот кто я такая.

Семья Зак осталась в Манчестере, большая династия рестораторов карри из Пакистана. Первое время они притворялись индусами, но потом сообразили, что выгоднее использовать свою самобытную национальную идентичность и готовить шпинат по-другому, не как у всех. Сама Зак дезертировала с «Мили карри» в Рашеме и открыла кебабную в Лондоне. Об этом я тоже ее не расспрашивал.

– В детстве нам нравятся сложные соусы с кучей специй, потому что там много всего наворочено, – объяснила мне Зак. – Но с годами тебе открывается прелесть простого, бесхитростного кебаба. Куриный тика масала – это всего лишь иллюзия. Обман. Ловушка. Как Брюс Ли говорил о кунг-фу: чем проще, тем лучше.

В свое время кебабные спасли мне жизнь. В юности у меня были такие периоды, когда эти скромные заведения не давали умереть с голоду. Давным-давно, в незапамятные времена, в спящем городе, рано утром, после очередной бурной ночи. Я мог снимать целый день, потом загудеть на всю ночь, а с утра снова бежать на работу.

Кебабная Зак отличается от тех едален, где курдский повар, пока режет лук тебе в питу, непременно расскажет, как он занимался анальным сексом со шведской парой. Во-первых, здесь очень приличная клиентура. Сюда ходят и королевские астрономы, и кибернетики, и суфийские учителя. В кебабной царит уникальная философская атмосфера, потому что сама Зак – настоящий мыслитель.

– Я же мечтательная девчонка из Уилмслоу, мне хотелось такую работу, где руки все делают сами и не надо ни о чем думать. Чтобы можно было все время думать о чем-то своем. Путешествовать мыслью во времени и пространстве. Нанизывать мясо на шпажки, класть их на угли, снимать с углей – именно то, что мне нужно. Когда я готовлю еду, меня здесь нет. Я вся в своих мыслях. Это тафаккур, друг мой.

Так что у Зак не обсуждают результаты футбольных матчей. Зак занимают вопросы вселенских масштабов. Бытие и сознание. Ее фирменное блюдо, «Заккум-Зак», представляет собой шиш-кебаб с люто жгучим перцем за пределами шкалы Сковилла. Заккум – дерево, растущее в адском пламени, и этим все сказано. Уговор такой: если съедаешь весь «Заккум-Зак» целиком, ты за него не платишь и еще получаешь большой стакан ласси за счет заведения. Пока что это удалось лишь одному человеку, и Зак утверждает, что два начинающих джихадиста завязали с тернистым путем терроризма, устыдившись своих слез и воплей (кто-то из их сообщников снял на видео, как они корчились на полу, и выложил ролик в сеть для глобального увеселения общественности).

* * *

– Давно тебя не было. Очень давно, – говорит Зак. – Я думала, ты уже умер. Но твоя шаурма тебя ждет. Как раз как ты любишь.

– Разве ты не должна была знать, мертвый я или живой?

– Никому не дано знать всего. Нам не позволено совершенство. Говорят, у тебя были крупные неприятности.

– О каких именно неприятностях мы сейчас говорим? За всем сразу не уследишь.

Я вернулся из Иерусалима буквально пару недель назад, но Зак уже в курсе.

– Я слышала, ты затеял какой-то грандиозный проект, а в итоге остался вообще без гроша, – говорит она.

А-а, вот о чем речь. Жиль де Ре.

Есть люди, которые запросто изольют душу парикмахеру или случайному бармену. Лично я никогда не гружу незнакомцев своими проблемами, прежде всего потому, что проблемы от этого не решатся. Но что-то в голосе Зак располагает к откровенности. Искреннее сочувствие. Или, возможно, Зак владеет гипнозом. Ее голос всегда успокаивает и слегка убаюкивает.