– А на что это похоже? Мне надоело, что ты от меня бегаешь.

– Послушай… Я… Мы… Мы не должны…

Ох, представляю, как его несчастный мозг сейчас старательно ищет аргументы, когда кровь направилась в совсем другом направлении! Но мне было неинтересно, что он там скажет. Я поцеловала его, только так я могла получить от него хоть сколько-то честный ответ.

Если говорить откровенно, я и сама жульничала во всей этой ситуации. Я никогда не задавала себе вопрос, люблю ли я Влада. Задавать вопросы себе сложнее, чем другим, потому что соврать не получится, и порой единственный способ спасти гордость – это незнание. Потому что «люблю» – это не только мера глубины чувств. Это еще и уровень уязвимости, разрушительная сила раны, если твою любовь используют против тебя.

Поэтому я пока трусливо ограничивалась тем, что было очевидно. Я ему доверяла – как никому больше, почти как самой себе. И я его хотела, потому что, несмотря на все его заморочки насчет собственной внешности, он оставался чертовски привлекательным мужчиной. Пока этого было достаточно.

Первые несколько секунд он еще колеблется – конечно, всех тараканов одним тапком не раздавишь! Но потом принимает примерно то же решение, которое привело меня сюда – Да пошло оно все! Он прижимает меня к себе, и я чувствую, что это теперь его поцелуй, а не мой. Вот, собственно, и все разрешение, которое мне нужно.

Я стаскиваю с него майку. Он отстраняется от меня, но не чтобы оттолкнуть, а чтобы наконец рассмотреть, давая себе на это право.

– Боже, какая ты красивая, – шепчет.

Я снова улыбаюсь, это не тот комплимент, на который нужно отвечать. Мои руки соскальзывают с его плеч и мягко двигаются вниз через грудь и живот к джинсам. Я чувствую под пальцами объемные линии шрамов, но не смотрю на них. Мне и правда не интересно, не сейчас. Избавить его от джинсов куда важнее.

Как ни странно, даже теперь, продвинувшись в двадцать первый век, многие еще мыслят невообразимо древними категориями. Вроде как женщина не должна хотеть секса, а если хочет – то лучше скрывать этот порок и уж точно не признаваться в нем мужу, а то примет за шалаву! Или за ведьму. По настроению. У меня даже когда-то была клиентка – пришла за амулетом для сохранения брака. Выяснилось, что дамочка обладала пылким темпераментом и сама подталкивала мужчин к экспериментам в постели. Партнеров у нее было много, и ее не слишком волновало, что они подумают о ней.

А потом появился Он. Единственный, настоящая любовь, тот, для которого ей хотелось быть принцессой. А принцессы красный шелк не носят и «игрушками» называют только плюшевых мишек. Поэтому она решила быть для мужа скромной дамой, такой невинной, что во время занятий любовью она просто падает на спину и лежит, раскинув руки и ноги, как морская звезда на дне. Беспозвоночное в постели. Иглокожая новобрачная. Через пару месяцев муж заявил, что им надо расстаться, потому что он не гимнаст, чтобы упражнения на бревне совершать. После этого она и прискакала ко мне за амулетом. Я сказала ей, чтобы перестала дурить, и подарила оберег из граната. Брак устоял, она перестала дурить, но основные почести достались, конечно же, камню.

Я не собиралась повторять ее ошибки. Да, Влад еще не знал эту сторону меня – не знал меня такую. Но только из-за этого я не собиралась сдерживаться и показывать ему демо-версию себя. Сначала чуть-чуть, скромницу, а потом и к остальному привыкнет – вот зачем это? Я хотела, чтобы он сразу понял, какая я.

Но не похоже, что он собирался возмущаться или возражать. Некоторое время мне еще удавалось использовать эффект неожиданности: все происходило слишком быстро, и он никак не успевал перехватить контроль над ситуацией.

Так и вышло, что именно он первый оказался на кровати – подо мной. Свет монитора к тому моменту погас, лампу я выключила, чуть не сбросив ее с тумбочки. Но это не значит, что в комнате было темно. В окно прилетало достаточно света от фонарей и неоновой вывески отеля. Неоновое, контрастное сияние, в котором все кажется слишком ярким и двухмерным. Думаю, ему я казалась силуэтом, очерченным золотыми огнями. Мне же хотелось не смотреть, а чувствовать – его прикосновения, его дыхание на моей коже, его во мне. Как будто без этого последнего подтверждения все еще может сорваться даже сейчас, когда мы уже зашли так далеко. А дальше думать уже не получалось, да и он опомнился, тоже позволил себе свободу, и, думаю, мы оба были счастливы.

Когда все закончилось, обсуждать что-то и вообще говорить у меня уже не было сил. Тело ныло от усталости, у меня кружилась голова. Он прижимал меня к себе, и, хотя в целом я этого не люблю, мне для сна нужно побольше пространства, сейчас это уютное прикосновение казалось самым правильным. Я даже не заметила, как заснула – и впервые за долгое время я спала так крепко и спокойно.

Следующего утра я немного побаивалась. Не самого утра, естественно, а тех перемен, которые оно принесет. Каким Влад будет теперь? Может, пожалеет о том, что поддался, упрекнет меня? Или, наоборот, станет слишком заботливым, слишком внимательным, тошнотворно угодливым? Предъявит на меня права и будет диктовать, что мне делать? Меня не устраивал ни один из этих вариантов.

Но ничего подобного не случилось. Он не изменился – разве что чуть-чуть. Стал улыбаться более открыто. Исчезло напряжение между нами – не очевидное раньше, но очень заметное теперь, когда мы жили без него. Днем Влад оставался таким, как прежде, и я для него, кажется, не изменилась. Во всяком случае, он не стал относиться ко мне с пренебрежением, на которое наверняка науськала бы его мамаша Ларина: смотри, какая распутная девка, сама к мужикам ходит, да еще белье у нее такое, что едва прикрывает срам, а не благопристойные панталоны! Это, кстати, правда, у меня нет ни одних благопристойных панталон. Так и живу.

Наши ночи теперь были прекрасны. Мне уже не приходилось за ним гоняться – куда там! Как только вечером за нами захлопывалась дверь номера, я чувствовала на себе его руки. Как будто мы оба долго ждали чего-то – и теперь добрались до этого. Почему ждали, кто мешал нам, двум взрослым людям? Нами же выдуманные запреты, разумеется. Любимая забава современного общества.

Я прекрасно понимала, что это счастье – не навсегда и даже ненадолго. Расследование поставлено на паузу, поэтому у нас есть