Всю дорогу они будут мешаться под ногами у матросов, даром поедать судовые запасы и выпивать пресную воду, бочки с которой загрузили накануне, как и бочки с едой.

Внизу на весельных палубах было еще хуже. Дышалось там и без того нелегко из-за жары, да еще и рабы, испанцы, прикованные к веслам, воняли, как дикие звери. На верхнем ярусе на скамьях возле самых длинных весел, которых имелось по десять с каждого борта, сидели по четыре раба. И всего их там было восемьдесят. На среднем ярусе с веслами средней длины, которых имелось по двадцать с каждой стороны корабля, у весел сидели по три раба, всего сто двадцать пленных христиан. А на нижнем ярусе, который был самым душным, но где весла применялись самые короткие, легкие и многочисленные, по двадцать пять на борт, сидели при каждом весле по два пленника, общим числом сто человек. И, помимо рабов, на каждом ярусе выполняли свои обязанности надсмотрщики с плетками, а еще и барабанщики, которые задавали ритм.

Адмирал прошелся по всему кораблю вместе с сыном. Потом, удовлетворившись подготовкой к походу, приказал отчаливать. Он послал сигнал другим кораблям, развернув свой адмиральский зеленый вымпел с желтым полумесяцем и звездами на флагштоке кормы. В этот момент на длинном пирсе торжественно затрубили длинные медные трубы, и вся эскадра пришла в движение. Следом за «Свирепым слоном» другие ланонги тоже отваливали от причалов, вставая в кильватер флагману. Поскольку ланонги, несмотря на их многочисленные весла и паруса, являлись кораблями самыми медленными, все остальные боевые корабли, которые могли двигаться побыстрее главной ударной силы, догонят их позднее. Так было задумано адмиралом.

Когда Буанса растаяла в дали, и тишину перестали нарушать бой барабанов, окрики надсмотрщиков и вопли тех рабов, кого били плетками, адмирал присел на корме отдохнуть. Поймав попутный ветер и отдав приказ идти под парусами, чтобы сберечь силы гребцов, он решил немного расслабиться. Ведь он был весьма немолод, а годы брали свое, напоминая о себе все чаще быстрой утомляемостью и ломотой в суставах. Откинувшись на большую подушку дивана, вынесенного на палубу, Сабах Саравак сказал младшему сыну, стоящему неподалеку возле борта и смотрящему назад, на строй боевых кораблей, идущих следом за «Свирепым слоном»:

— Сядь и поговорим, Сурден. Если сможешь хорошо показать себя в этом походе, то, когда вернемся, я вручу тебе почетный вымпел панголина. Это будет означать, что ты сделался таким же крепким, как это животное, покрытое чешуей. И тогда все капитаны примут тебя, как одного из них. Пока же ты недостаточно опытен. И тебя терпят в этой должности только из-за моего авторитета.

— Скажи, отец, неужели тот остров, который мы намереваемся взять, настолько хорошо укреплен, что мы собрали против него такую грозную силу? Несколько лет назад, когда был юнгой, я побывал в порту Таракана. Там нет ничего особенного, ни крепости, ни сторожевых башен, а только простые дома на сваях с пальмовыми крышами, еще склады у пирсов, возле которых ютятся лачуги бедноты, похожие на шалаши дикарей, да большой рыбный рынок посреди всего этого. А самое красивое здание во всем их городе — это наше посольство.

Адмирал кивнул:

— Ты прав, сын. У султана Пангерана нет ничего, что могло бы помешать нам одержать победу. Но, этот хитрец заключил какой-то договор с некими белокожими чужаками, которые три с половиной года назад высадились там, прибыв неизвестно откуда на огромном корабле, движущимся без парусов и без весел. И за это время они захватили часть острова. А Пангеран, не сумев совладать с ними силой, но и не захотев обратиться за помощью к нам, пошел на какую-то хитрость, подписав с завоевателями некий договор, условий которого мы не знаем. Наш посол утверждает, якобы есть основания полагать, что султан Таракана заключил с ними союзническое соглашение. А это означает, что против нас могут выступить и они.

— Неужели эти бледнолицые чужаки страшнее испанцев? — спросил Сурден.

— О них мало известно, ходят лишь разные слухи. Одно несомненно: они не испанцы, потому что воюют с испанцами и берут их в плен, а потом расселяют их на Таракане. На португальцев и на иных европейцев, которые нам встречались, они тоже не похожи. И у них есть необычное оружие, которое само каким-то образом перезаряжается, стреляя очень быстро. Единственное, что известно наверняка, что флаг у них яркого красного цвета. И потому сами себя они называют красными. Неизвестно почему, но за время войны с ними войска Пангерана так и не сумели захватить ни одного из этих людей в плен. А неизвестность наш султан Буддиман не любит. Потому он и решил, что надо послать к Таракану чуть ли не весь флот Сулу, чтобы наверняка уничтожить или захватить в рабство этих красных. Мне приказано взять в плен кого-нибудь из них обязательно, потому что Буддиман хочет узнать секреты изготовления скорострельного оружия и кораблей, способных двигаться без весел и парусов.

Глава 24

Флагманский корабль советской эскадры «Энтузиаст» внешне представлял собой подобие парохода-фрегата «Владимир». Того самого корабля, который в 1853-м году впервые участвовал в морском сражении пароходов в начале Крымской войны и вышел победителем. После трехчасового боя «Владимир» заставил противника сдаться, взяв поврежденный турецкий десятипушечный пароход «Перваз-Бахри» или «Владыку морей» на буксир, приведя его в Севастополь в качестве трофея. Во всяком случае, внешний вид, размеры и парусное вооружение «Энтузиаста» были похожими на тот победоносный пароход. Сходство усиливали те же три мачты, две стройные трубы и два гребных колеса по бортам. Пропорции корпуса тоже оказались похожими: водоизмещение 1200 тонн, 62 метра в длину при ширине 11. Вот только в движение этот корабль приводили не паровые машины, а два двигателя Стирлинга, позволяя разгоняться до пятнадцати узлов, что являлось довольно приличной скоростью для колесного парохода.

Вооружение «Энтузиаста» от «Владимира» сильно отличалось. Две поворотные установки реактивных систем залпового огня «Бур», четыре автоматические пушки по 45 мм, снятые с эсминца, два пулемета и шесть казнозарядных гладкоствольных 100 мм пушек, сделанных уже в Дальнесоветске, по одной на носу и корме и по две по бортам. За счет удлиненных стволов, дульных тормозов и противооткатных устройств эти орудия били вдвое дальше и гораздо точнее, чем обычные корабельные пушки шестнадцатого века, а перезаряжались гораздо быстрее, хотя в их зарядах и применялся черный порох, захваченный на испанских галеонах. Поскольку стреляли они не каменными или чугунными ядрами, а разрывными снарядами, то и ущерб