Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не отвлекайтесь, Василий Петрович, всё это потом, всё потом…
— Я плюнул на совещание, перекинул дела на Мейнца, соврал ему, что встретил старую знакомую, развлекусь несколько дней…
— А?.. — открыл было рот Турин.
— Он сам забавляется здесь по вечерам не хуже меня. С кем-то из нашей делегации. Я застал их однажды в номере… — Он помолчал. — Доверить дела на него у меня были все основания. Я же в этом Саратове провёл почти всю свою жизнь, дорогой Василий Евлампиевич!.. Сколько всего здесь было!.. — Странников постепенно преобразился, рассказывая, при последних словах откинулся на спинку кресла и даже улыбнулся мечтательно, вспоминая.
— И я действительно перебрался к давней знакомой Тамаре, — подмигнул он Турину. — Она одинока, сохранила свежесть. Должен же я был где-то нормально питаться, отдыхать! А Тамара такая милая женщина, и совсем не забыла меня.
Он глянул на графинчик с водкой, но Турин непроизвольно поморщился, и секретарь вернулся к своему рассказу:
— Когда в квартире Павлины мы расставались утром, она предупредила, что о следующей встрече даст знать сама.
— Почему?
— Якобы мог приехать жених. — Странников криво усмехнулся. — Вы знаете, этот прокуроришка укатил в столицу и пропал. Потом вроде позвонил, что собирается скоро быть.
— И приехал?
— Нет. Впрочем, теперь я не знаю. — Странников снова закурил. — Я не ходил на совещания. Тамара умеет создавать рай, и я проводил время у неё, дожидаясь вестей от Павлины.
— Каким образом?
— Я дал ей телефон Тамары.
— Дали ей телефон Тамары?
— Но вместо неё затрезвонил Мейнц. Он и сообщил о смерти.
— Мне нужны подробности, Василий Петрович. Что он вам рассказал?
— Как — что? Я же вам говорил?
— Подробности… Вспомните ваш разговор с Мейнцем.
— Ему позвонили из местных органов как к руководителю нашей делегации. Деликатно поинтересовались, не заболел ли кто?.. Все ли женщины посещают совещание?
— Что?
— Вот-вот. Мейнц тоже поначалу поразился. Тогда и спросили, не пропала ли женщина из делегации?
— Так, так…
— Ну а когда назвали фамилию Павлины, Мейнц, естественно… Ему предложили прислать людей на опознание трупа, но болван затрезвонил мне. Кого слать?.. Самому? Я поручил Мейнцу ехать лично и держать язык за зубами.
— Значит, вы не были на месте происшествия?
— Что вы! Конечно, нет. Я был разбит диким сообщением. Её нашли повешенной в пустой квартире, где мы обычно встречались.
— Вы ранее сказали «повешенной»?
— Господи, не придирайтесь к словам! Я ничего не знаю! Но с чего бы ей убивать себя? Мы мило расстались. Она вся была в предчувствии новых встреч, так нежна…
— Кстати, почему она оказалась в квартире одна? Хозяйка проживала отдельно?
— Она обычно покидала нас утром, а к вечеру возвращалась. И в тот раз, когда мы проснулись, её уже не было.
— Так что же объясняет она?
— Ну откуда мне это знать, милейший Василий Евлампиевич! — возмутился Странников. — Ваш допрос становится прямо-таки пристрастным! Уж не подозреваете ли и вы меня?
— Извините.
— Ничего, ничего. Это я погорячился. А ведь знаете, Мейнц мне недавно звонил и сообщил, что Аграфена Валериановна тоже пропала.
— Хозяйка?
— Ну да. Бывшая актриса, хозяйка квартиры. Её никак не найдут.
— Какие у неё были взаимоотношения с покойной?
— Замечательные! — выпалил, не задумываясь, Странников. — Это такая женщина! — произнеся это, он вдруг переменился в лице.
— Что-то вас смутило? Кого-нибудь подозреваете?
— Не знаю. Имеет ли сие отношение к случившемуся?..
— Имеет! Сейчас малейшая деталь, ничтожная на первый взгляд нелепость имеют значение.
— Накануне той последней ночи, — начал Странников с отчаянной решимостью, — у нас с Аграфеной имел место казус. Пользуясь моим опьянением, она сманила меня на кухню, ну и мы… Нет, нет! Не подумайте что худого! Она так замечательно пела романс про поцелуй, что мне захотелось её расцеловать. Влетела Павлина и закатила сцену ревности, хотя, клянусь вам, Василий Евлампиевич, ничего такого не было.
— Выходит, у хозяйки были основания, — задумчиво констатировал Турин, — после этого она пропала из дома. Кто же обнаружил труп?
— Соседка Аграфены. Случайно зашла проведать актрису и наткнулась на труп Павлины. — Странников поник и съёжился. — Но Аграфена Валериановна на такое не способна… Убить! Нет! Не могу в это поверить!
— А не было ли у Павлины других знакомых в Саратове? — допытывался Турин. — К кому она приехала?
— К родителям Глазкина, жениха своего, так во всяком случае она мне объяснила. И потом, Василий Евлампиевич, подумайте, дорогой, неужели умная дама откроет свои тайны?
— Но она не жила у его родителей?
— Нет, конечно. Она навещала их, интересовалась Павлом.
— Вы уверены?
— Вы самому себе-то когда-нибудь верите, Василий Евлампиевич? — горько хмыкнул Странников.
— А Глазкин, значит, так и не приехал… Странно всё это.
— Мейнц информировал меня, что руководство следственных органов дало телеграмму в Москву о его вызове.
— Так, так… И родителям сообщили?
— Надеюсь. У вас кончились вопросы? Я устал.
— Пока всё, — в задумчивости произнёс Турин, — но есть пожелание, Василий Петрович.
— Какое?
— Как я понял, вами следственные органы совершенно не интересовались?
— Нет, но…
— И о ваших связях с покойной здесь никому не известно?
— Актриса… хозяйка знает, но ей не известны ни фамилия, ни моя должность… — Странников с надеждой ловил каждое слово начальника губрозыска, казалось, теперь он понимал, куда тот клонит.
— Я посоветовал бы вам, Василий Петрович, при такой ситуации срочно выехать в Астрахань. Если можно, сегодня же. Показания с вас я снял. Этого достаточно.
— Вечером будет поезд, — вскочил тот с кресла. — Я обязательно уеду. Эта обстановка меня убивает. Если бы не Тамара, не знаю, обошёлся бы я без доктора.
— Вот и прекрасненько. Все криминальные тонкости, если не возражаете, я возьму на себя. В местном розыске у меня есть знакомые ребятки, а старый друг лучше новых двух.
— Вот за это спасибо, Василий Евлампиевич, я на вас так надеюсь! — пожал руку Турину Странников. — С нетерпением буду ждать вестей.
— Служу трудовому народу! — без улыбки ответил тот.
— Придумать что-нибудь для Мейнца? — заглянул ему в глаза секретарь. — Болезнь жены, срочный вызов или?..
— Ничего не надо, — успокоил его Турин. — Я сам всё ему объясню. А вечером встретимся на перроне. Пусть только вас никто не провожает.
— А кому? Тамарка если привяжется…
— И её не