В одном только вопросе я не мог сломить ее таинственного молчания; ни мольбы, ни поцелуи мои не могли преодолеть ее твердой воли: я так и не узнал убежища, в котором она жила, таинственного места, куда она уходит отдыхать, когда ночной мрак сменяется зарею.

Рассердившись на ее сопротивление, желая во что бы то ни стало узнать причину ее странного молчания относительно этого вопроса, я однажды вечером последовал за нею. Напрасный труд! Легкая и уверенная, она далеко опередила мои неверные и ощупывающие почву шаги среди извилин тропинки, идущей к восточному гребню, и после часа тяжелых поисков я очутился перед недоступной и не имевшей прохода скалой.

В отместку за это она лишила меня своего появления в течение трех ночей, и я больше уже не пытался проникнуть в тайну ее таинственного убежища, так как был слишком счастлив ее запоздалым возвращением. Что скрыто в этом убежище, почему она не позволяет мне проникнуть в него, раз она клялась, что Атитлан не бывает в нем?.. К тому же все изыскания, которые мы с Корлевеном делали, остались бесплодными, хотя и были продвинуты очень далеко. В миссии заговорили о том, чтобы перевести нас на север, где Гартог и Флогерг со своими землекопами производили раскопки и достигали прекрасных результатов. Неужели же я не найду ничего, что могло бы оправдать и мотивировать мое дальнейшее пребывание здесь?..

Наконец-то!.. Вот и дождь!

Небольшой островок медно-красных облаков, выплывший незадолго до захода солнца из-за западного горизонта, стал шириться, увеличиваться, раздуваться, расстилая среди побледневшей лазури отрога черных как сажа туч, и, наконец, разросся до зенита. Целый день с земли, раскаленной бледным солнцем, задернутым дымкою тумана, поднимался к нему жар, точно из пасти плавильной печи; в этой дымке солнце было как серебряный круг среди серого пара. Море было цвета расплавленного свинца.

Весь этот день я провел один, задыхаясь от невыносимой жары; Корлевен отправился в миссию, чтобы возобновить запас нашей провизии.

Что это ― расслабляющее действие зимнего тропического климата на мой неприспособленный европейский организм? Или скорее следствие страстных изнурительных ночей, проводимых мною в неутоляемом чувственном возбуждении, когда ее близость является моею радостью, а моя воля ― препятствием к насыщению чувственности? Так или иначе, но члены мои отяжелели от ненасыщаемых объятий; в ушах бьют молоты от бессонницы.

Крупные теплые капли отвесно падают среди нарождающегося мрака. Острый запах пыли и озона расширяет мои стесненные легкие. Я испытываю как бы неутоляемую жажду, не могу достаточно напиться чистым воздухом и свежестью. Полотняные панталоны, легкая рубашка, в которую одет, давят меня невыносимой тяжестью, и я подставляю ливню лицо и шею, с которых стекает вода.

Остатки бледного света, прорывающиеся с горизонта сквозь тяжелые потоки дождя, проливают последний бледнеющий отблеск на гладкие скалы. Хаос вокруг вулкана прекрасен и мрачен.

Из глубины долины, уже задернутой густым мраком, вдруг раздаются голоса. Среди гула бешеного ливня я различаю испуганный вопль.

― Госпожа... ведь это значит ― искушать богов!

Торопливые шаги раздаются по тропинке, с которой каскадами начинает падать вода; голос... женский голос спокойно зовет:

― Эрве!.. Господин Гедик!.. Посветите мне!

Я бросаюсь в грот, бегу обратно на тропинку, представляющую теперь сплошной водопад, освещающегося ярким светом электрического факела, и среди дождевых смерчей, бешено разрываемых внезапно поднявшимся вихрем-торнадо, я вижу, как в полосу света входит с обнаженной головой, с чудесными волосами, прилипшими к улыбающемуся лицу... Корето!

― Черт побери! ― воскликнула она, войдя в грот, пока я разводил из сухих ветвей огонь, чтобы она могла просушить промокшие насквозь одежды. ― Недурно выбрала я время, чтобы нанести вам визит! Где же ваш товарищ?

Я сказал ей.

― Ладно! Я так и подумала, когда не нашла его лошади в нижней пещере. Имея дела в этой стороне острова, я захотела сделать ему сюрприз и навестить его. Мы, очевидно, разошлись по пути. Но это доставит мне удовольствие осмотреть ваш лагерь. Как вам нравится на нашем острове, прекрасный искатель старых камней?

Она была весела и смеялась, столько же заботясь о прилипшем к телу платье, сколько о своем первом поцелуе.

― Но ведь у вас почти уютно: складные кушетки, лампа, огонь... и надеюсь, провизия? Я останусь здесь и пережду бурю. Несчастный Торомети со своими черными совсем почернеют от страха, ожидая меня в пещере-конюшне. Они, вероятно, уже думают, что горное чудовище отправило мою прекрасную душу к Создателю, а голодными челюстями пожирает мое тело. Они посерели от страха, когда я захотела подняться.

Она уселась, сняла болеро, под которым промокшая шелковая рубашка прилипла к ее гордой груди, вынула гребень, обрушила на плечи черную волну тяжелых от дождя волос, потом присела, скрестив ноги по-турецки, на землю перед пылающим огнем и протянула к нему руки, ставшие золотистыми в отблесках пламени.

Ну, я не жалею моего товарища, ― она великолепна.

Она не обедала. Я поспешил подать ей все то, что у нас было самого лучшего: жестянку с цыпленком, ― консервы из Франции! ― сухари, бананы и одну из бутылок вина, присланного ею же.

― Чудесно! Вы живете здесь, как боги. Мне право хочется провести здесь свободное время. Очень часто я так скучаю в своей большой хижине, в гасиенде.

Из скромности я не посмел говорить с нею о Корлевене, ее любовнике, но она сама предвосхитила мою мысль:

― Бедный капитан найдет дом пустым. Но он поймет, что в такую погоду я спряталась там, где меня застало торнадо. Теперь все дороги обратились в непереходимые потоки, и вода залила равнину. Завтра все это будет дымиться под лучами солнца, а в полдень уже ни о чем этом не будет и помина. Это у нас неудобства зимнего времени.

― Но, может быть, не найдя вас, он вздумает вернуться сюда?

― Неправдоподобно! Куда я отправилась ― никто не знает, и если бы даже он пожелал вернуться сюда, то сама погода отсоветует ему это. Я очень боюсь, господин Гедик, что должна до завтрашнего утра обеспокоить вас своим присутствием. Но по крайней мере я не помешала этим никаким вашим планам?

Забавляясь моим смущением, она взглянула на меня. И внезапно острая мысль пронзила мой мозг: Эдидея!..

Эдидея! Знает ли она, что существует Эдидея? Без сомнения, знает, так как обе они, хотя и в разное время, воспитывались у миссионеров. Но в таком случае, отчего не сказала она об Эдидее, когда старый Кодр спрашивал ее, существует ли на острове другая раса? Какая ненависть разделяет этих двух женщин? Что произойдет от их случайной встречи?..

У пояса прекрасной всадницы висел тяжелый хлыст, шрамы от которого мы видели на лицах туземцев. Я мысленно сравнил твердую уверенность этой амазонки с мягкой нежностью моей маленькой подруги. Несомненно одно: если Эдидея придет, то мне не придется остаться в стороне. Но тогда страшная мстительность губернатора острова может дорого обойтись нам.