Рубен открывает дверь и направляется на улицу, туда, где припаркована наша машина.

Я стою у двери и дрожу. Вокруг темно – уличная лампочка перегорела. Смотрю на нее и замечаю, что она вся обмотана грязной паутиной, а внутри – дохлые мухи.

Рубен роется в машине, перебирая сумки для покупок, обертки от конфет. Нашел даже мои резиновые сапоги. Он пользуется машиной редко, и она вся забита моим мусором.

Муж закрывает багажник, поворачивается ко мне и хмурится, сбитый с толку.

– Не могу понять, как ты могла потерять пальто, – говорит он, возвращаясь ко мне.

Я съеживаюсь, не глядя на него. Это как раз одна из тех вещей, которые сводят Рубена с ума. Не просто моя неряшливость и творящийся вокруг беспорядок, но нелогичность всего этого. Почему я не могла сказать, что забыла его где-нибудь, когда гуляла с Лорой? Вернуться домой без него? Нужно было все продумать более тщательно. Но в моей голове нет места для таких вещей. Я могу думать только о том, как избежать наказания за убийство.

Рубен возвращается в квартиру с озадаченным выражением на лице.

– Ты проверяла гостевую комнату? Иногда ты заходишь куда-нибудь и просто бросаешь вещи в разных местах…

– Я везде проверяла, Рубен, – говорю я отрывисто.

– Не злись на меня, – мягко отвечает он.

Улавливаю удивление в его глазах. Я уже ранила наши отношения совершенным преступлением и сейчас делаю еще хуже.

– Пожалуйста, оставь это, – прошу я в отчаянии.

Если он продолжит давить, то я признаюсь. Но я должна сдержаться. Мой секрет на самом кончике языка, и я расскажу все, если пророню хоть одно слово.

Я убила.

Я скрыла улики.

Я вломилась в офис.

Мои преступления накапливаются.

Его глаза темнеют. Он не заслуживает этого, но ведь и я тоже. Он подходит ко мне: правая рука поднята вверх, а левая двигается к моей талии. Мы часто так прижимаемся друг к другу, почти как в танце, но сейчас я отстраняюсь. Я не могу, не могу быть близко к нему. Не могу положить голову ему на плечо, вдыхая привычный запах кондиционера для белья. Я признаюсь ему, где мое пальто и почему оно там оказалось. Это будет не отпущение грехов, а эгоистичное, порочное признание, которое разрушит его жизнь. Я уже разрушила свою и должна на этом остановиться.

– Я думал, ты любила то пальто, – бормочет он.

– Любила.

– Но ты его потеряла.

В мире Рубена все просто: если тебя нравятся твои вещи, ты заботишься о них. Люди никогда не бывают пренебрежительными, или безрассудными, или бездумно небрежными.

Отворачиваюсь от него и ухожу вглубь квартиры. Чувствую, как мою шею греет его взгляд, словно потерянное пальто.

На следующий день на нашей остановке в Чизуике посетителей не было. Эд припарковался, открыл дверь и вернулся обратно на водительское сиденье. На нем флисовая ветровка, руки спрятаны в карманы. Я замотана в плащ, вообще, его можно обмотать вокруг меня дважды. Мой вес все меньше и меньше.

Эти дни проходят медленно, и я всегда несчастна, неважно, где я нахожусь – дома или на работе. Но дома я думаю, что на работе лучше, а потом наоборот.

Эд начинает заполнять карточки для новых читателей. Он вклеивает фотографии, а затем передает их мне для ламинации. Вообще-то я ненавижу это делать: у меня то остаются небольшие пузырьки воздуха, то прилипает пух и волосы; но сегодня мне нравится медитативность этой работы.

До тех пор, пока он не передает мне карточку Аиши.

Мои руки замирают, будто наткнувшись на силовое поле. Большой палец запечатывает пластик на ее лице и замирает. А я продолжаю смотреть на фотографию.

Эд проходит сзади меня, пока я верчу карточку в руках, разглядываю ее номер, штрих-код и изучаю фото.

– Решила хорошенько рассмотреть, – говорит он бесстрастным тоном.

Я немедленно роняю карточку на пол.

Признание

Уже конец января, и кажется, что у каждого в интернете есть мнение на мой счет. Рубен был прав, каким-то образом мое дело стало чем-то важным. Статьи в «Дэйли Мэйл», «Экспрессе», «Хаффингтон Пост». Некоторые говорят, что это могло случиться с любой из нас. Что каждая женщина чувствовала, как начинает быстрее стучать сердце, когда она слышала шаги позади себя, возвращаясь с вечеринки или просто прогуливаясь в одиночку. Кто-то считает, что Маленькая Венеция давно стала опасной. Другие говорят, что накапливается эффект от запугивания; что угрозы, брошенные оскорбления и неуважительное отношение суммируются, и многие женщины все время ждут, что на них нападут. Конечно, женщины бурно реагируют, потому что это всегда было на поверхности, и провокации длятся десятилетиями.

Я видела посты обо мне на «Фейсбуке». Инстинктивно кликала на них, закрывала вкладку, открывала заново. Я бы не смогла вечно избегать этого. Процесс по моему делу приближался. Я читала первые несколько предложений. В конце концов, некоторые комментаторы – как и говорил Рубен – были вполне доброжелательными.

Наверное, я не рассчитала свои силы и приложила больше усилий, нежели это было необходимо – это мнение одной женщины-адвоката. Скорее всего, я намеревалась только защитить себя. Никто, обороняясь, не нападает первым и с такой изначальной силой.

Они не знают, что он уже бежал, уже приближался к ступеням. Они не знают, и им плевать. И та же женщина задается вопросом, действительно ли можно было ошибиться? Разве разумный человек не должен все проверить?

В статье моя фотография, на ней я смотрю куда-то направо. Не видела ее много лет. Должно быть, взяли из моего профиля. Я печально смотрю вдаль, у меня в руках рождественская кружка из кофейни, а в спину светит зимнее солнце.

И ниже фото Имрана. Я задыхаюсь, в первый раз глядя ему в глаза. Они широко расставлены, почти выпучены. Он улыбается кривоватой, застенчивой улыбкой. Его выдающиеся скулы бросают тени на щеки. Несомненно, он был привлекателен.

Пролистываю страницу дальше, потому что не могу больше на него смотреть.

Я везде: на клятых журналистских сайтах в интернете и написанных женщинами статьях – дама по имени Кэролин так сочувственно пишет о моем положении, и в разделе комментариев на сайте газеты «Гардиан». «Была ли я права, напав первой? Может ли самооборона быть превентивной? Обязана ли я была проверить? Это вопрос феминизма?»

Есть масса статей о том, что женщин всегда обвиняют во лжи в суде, и все же они редко врут в реальности. Мы же не обвиняем людей, которые были ограблены, в случившемся и не говорим, что они сами на себя это навлекли. «Давайте поверим Джоанне», – весьма страстно пишет одна женщина, поясняя, что я же немедленно спасла мужчину. Давайте поверим, что это была чистосердечная ошибка; что, если бы это был в действительности мужчина из бара, ее бы оправдали. Давайте перестанем обвинять женщин, сразу считая их виновными, а не наоборот.