Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чего? – обиделась она.
Антон, хихикая, отмахнулся:
– Не обращай внимания. Просто вспомнил кое-что…
– Я что-то смешное сказала?
– Ничего. О чем ты хотела поговорить?
Марина выдержала паузу, а потом якобы неохотно произнесла:
– О Ленке.
От дурашливой веселости Антона и следа не осталось. Он сузил глаза и поглядел на Марину неприязненно.
– Марин, – сказал он с обманчивой мягкостью, – ты, конечно, извини, но лезть в нашу жизнь тебе не стоит, вот честное благородное слово. Мы как-то сами… Хорошо?
– Антон… ты не понимаешь, – зачастила она, но он поднял руку, призывая ее замолчать.
– Марин, я все понимаю. Просто не надо. Допивай свой чай и иди. Мне все равно, что там было в Ленкиной жизни до меня. Понимаешь? У всех есть прошлое: у тебя, у нее, у меня… Ты вот можешь про себя сказать, что безгрешна?
Сказать про себя такое Марина не могла, особенно после встречи с Ашотом…
Злость мгновенно раздулась в ней и взорвалась зловонной кляксой.
– Ну хорошо, – холодно сказала она. – Дело твое. Совет да любовь. Только одна маленькая неувязочка. Ты все-таки актер, и не из последних. Что будет, если связь с ней отразится на твоей карьере? Что, если тебя перестанут приглашать?
– Да ты в своем уме? – усмехнулся Антон. – При чем тут?!.
Марина зловеще ухмыльнулась, вышла в прихожую и вернулась с квадратной коробочкой.
– Что это? – насторожился Антон.
Она не ответила, сунув диск ему в руку.
С полминуты он держал его в руке, сверля Марину взглядом, а потом, сдавшись, подошел к висевшему на стене плоскому телевизору с встроенным DVD-проигрывателем. Диск с жужжанием въехал внутрь, экран мигнул синим.
Антон, засунув руки в карманы, застыл посредине кухни.
Кухню заполнили охи и стоны…
– Ты дура, что ли? На фига мне это принесла? – раздраженно спросил Антон. Марина схватила пульт и стала беспорядочно нажимать кнопки.
Изображение застыло, а потом, задергавшись, понеслось вперед со скоростью курьерского поезда.
Стоп.
На экране Ленка занималась сексом сразу с двумя мужчинами, причем один из них был чернокожим.
Марина боязливо оглянулась на Антона. Он стоял с потемневшим лицом, взирая на экран провалившимися глазами.
В пальцах, мгновенно ставших ледяными, покалывало, а внизу живота вращалась вязкая воронка ярости.
– Антон, – позвала она тоненьким голосом, и этот звук словно выдернул его из оцепенения.
Он подскочил к столу и резким движением смел с него посуду.Марина вскрикнула.
Чашки с недопитым чаем, блюдца и ложечки полетели на пол, разлетевшись на тысячи осколков. Антон схватил лежавшее на разделочной дочке тесто и швырнул его в стену, после чего с рычанием перевернул стол. Тесто с влажным чавканьем приклеилось к стене, повисело мгновение, а потом неохотно отлепилось и упало на пол, скорчившись, как грязная тряпка…
Перепуганная Марина выбежала в коридорчик и заперлась в туалете.
Зажав уши руками, она вздрагивала, когда за стеной что-то билось с сухим звоном.
Она боязливо выглянула, когда все стихло.
Антон сидел на табурете посреди разгромленной кухни. На полу, засыпанном осколками, сахаром, залитом чаем и водой, валялся вырванный с корнем телевизор.
Антон курил, стряхивая пепел прямо на пол, в бурую лужу разлитого чая.
– Антоша, – тихо позвала Марина.
– Уходи, – процедил он сквозь зубы. – И никогда больше не возвращайся. Иначе я тебя просто убью.Ашот свое слово сдержал.
Марина вот уже три дня пропадала на студии, где внимательно следила за записью минусовок к своим песням. До вокала дело пока не доходило, поскольку сыграть все заново на настоящих, профессиональных инструментах, свести воедино кучу звуков было не так уж и просто. Аранжировщики ругались и норовили все сделать по-своему, а она отстаивала свои интересы.
Теперь у нее даже продюсер имелся.
Ашот спихнул ее проект какому-то Петру Крапивину, коего она в глаза ни разу не видела, ограничиваясь звонками. Крапивин своей подопечной занимался вяло, поскольку пока предложить на радио и телевидение было нечего. Марина нервничала, но он лишь снисходительно увещевал в трубку: дескать, ничего страшного, не все сразу…
– Вот запишем пару фонограмм, и дело пойдет, – говорил он. – Устроим выступление в клубе, ротации на радио и телевидении. А пока с чем туда идти? С детским садом, который ты сама записала?
Марина соглашалась, что с детским садом, конечно, идти на телевидение не стоит, но через час снова звонила и ныла.
Крапивин терпел и успокаивал.
От Ленки и Антона не было никаких известий.
Звонить подруге сама Марина боялась.
В тот роковой вечер, приехав домой от Антона, она забралась в кровать, забилась под одеяло и стала себя жалеть.
Получалось у нее это мастерски – сказывалась многолетняя привычка. Ленка из жертвы превратилась в обидчицу, а Антон, который так некрасиво отреагировал на ее дружескую помощь, стал врагом навеки!
«В конце концов, я ведь не сделала ничего плохого, – думала Марина. – Не я заставляла Ленку сниматься в порнухе! А Антону надо быть осторожнее в выборе подружек. По сути, пусть спасибо скажет, что я его уберегла».
Убедить себя в невиновности получалось, но… как-то не очень.
Если днем, занятая на студии, она совершенно не думала ни о Ленке, ни об Антоне, то вечером червячок сомнения все-таки глодал ее душу.
Заедая сомнения сладким, она гадала: стоило ли вмешиваться?На третий день Марина попала в пробку на том же месте, где и в прошлый раз. И даже таксист вроде был тем же.
Но на этот раз она не пошла пешком. Переживая некое дежавю, Марина упорно сидела в машине, хотя идти было всего ничего. Мужчина со странным разрезом зеленых глаз, вооруженный ножом, мерещился на каждом углу.
– Это надолго, – буркнул таксист.
– Да, – кратко согласилась Марина, но из машины не вышла.
Сообразив, что от пассажирки не избавиться, водитель перестал смотреть в ее сторону и терпеливо ждал, пока застопорившийся поток машин сдвинется с места.
У подъезда Марина бдительно огляделась по сторонам, прежде чем отдать деньги и выползти наружу. Не заметив ничего подозрительного, она неуклюже вышла, тут же угодив в лужу итальянским сапогом.
На Москву упала влажная оттепель, моментально превратившая снег в грязную кашу. Подмерзающие по ночам лужи сделали двор похожим на каток с редкими полыньями, отливающими свинцом.
В одну такую Марина и угодила.