дело жену, познакомил с нужными людьми, помог со связями и просто поддержал в тяжелое время.

— Плохо, — пробормотал я разочарованно. — Не подумал об этом.

— Я не люблю работать себе в убыток, — вздохнула хозяйка и присела напротив меня, положив правую руку на стол. На одном из пальцев блеснуло серебряное кольцо с голубой капелькой маленького, и наверняка, дорогущего камня. Уж такая женщина знает цену красоте. — Пять твоих сырых камней придется отдавать на огранку и существенно завысить их цену при продаже, чтобы покрыть расходы. Не уверена, что кто-то может заплатить названную сумму.

— То есть, покупка не состоится?

Ольма какое-то время с изучающим прищуром смотрела на меня, как будто пыталась с помощью своего дара проникнут в мысли и чувства, понять, можно ли помогать чужаку.

— Я заплачу ту сумму, которая необходима для восстановления усадьбы, — решительно сказала она и отодвинула камни от себя. — Езжайте на Пустошь, туда уже отправился человек, которому я сказала, что для его артели есть очень хорошая работа. Поговорите с ним лично, Игнат, сойдитесь в цене, а потом возвращайтесь сюда вместе с плотницким старшиной. Этот человек серьезный, и к своему делу относится невероятно щепетильно.

— Торговаться можно?

— Даже нужно, — усмехнулась Ольма. — Это в ваших интересах, юноша. Я цену этим камням знаю, и от вашего подряда зависит, попадете вы в мои должники, или сумеете с достоинством выкрутиться.

— Хотя бы примерную цену озвучьте, — попросил я.

— «Сырой» камень стоит максимум триста крон.

— Так дайте мне эти деньги, чтобы я мог выплатить работникам часть суммы.

— Нет, молодой человек, — оценщица прихлопнула ладонью по столу. — Сбивайте цену. Чем меньше вы оплатите за работу, тем меньше рисков у меня.

— Вы оригинально ведете дела, госпожа Теобальд, — криво усмехнулся я от цепкости этой пожилой акулы.

— Жизнь заставила, — развела руками Ольма. — И вам советую побыстрее освоить премудрость не упускать своей выгоды.

Мне осталось лишь попрощаться и покинуть дом оценщицы, оказавшейся не столь мягкой и пушистой, как показалось при первой встрече. Передо мной в самом деле была акула, показавшая свои зубы. Подозреваю, что Ольма тщательно собрала обо мне информацию и просчитала, насколько может раздеть доверчивого молодого купчика. Может ли такое быть, что они все здесь в доле? Тогда предложение виконта Агосты становится более привлекательным, хотя и связывает меня по рукам и ногам своим обязательством.

Дьявол! Надо было поспрашивать у оценщицы, что он за человек. Кроме госпожи Теобальд у меня в городе нет знакомых из дворян или купцов, с помощью которых можно составлять досье на того или иного человека. Не догадался, ошеломленный хитроумностью Ольмы. Когда я вышел из мрачноватого здания на улицу, освещенную ярким солнцем, голову посетила еще одна мысль. У этой дамы есть свой огранщик, работающий за определенную долю и умеющий держать язык за зубами. Иначе почему Ольма не сильно-то огорчилась по поводу «сырых» камешков? Она по дешевке скупит их и продаст аристократам уже в виде драгоценностей, усилив свое влияние в их среде. А заодно может и на меня показать, если хвост прижмут, откуда камни. Так что надо поосторожнее быть с этой оценщицей. Прикидывается овечкой — а сама сожрет без колебаний, если возникнет нужда. А не сожрет, так прикроется мною.

Получается, с виконтом нельзя терять связь. Сама судьба столкнула нас.

Пока я беседовал с Ольмой, парни нашли карету, и мы сразу же поехали на Пустошь. Кучер вначале заартачился, но сразу стал покладистым, когда Рич многозначительно вытянул из ножен палаш на два пальца. Свой страх мужик компенсировал быстрой ездой по высохшей после дождей дороге. На колдобинах трясло немилосердно, и Гусь, не вытерпев, высунул голову в окошко и угрожающе заорал, что отрубит кучеру руки и исправит ошибку природы, потому что они изначально должны были расти из задницы.

Когда показались знакомые развалины баронской усадьбы и двухэтажный остов особняка, мы разглядели запряженную в телегу лошадку, методично срывавшую сочную зелень вокруг себя. У дома крутились трое мужчин в простой одежке, поверх которой у каждого был строительный фартук.

— Ага, кажется, плотники пожаловали, — догадался я.

Кучер остановил карету возле телеги, и как только мы вышли наружу, поинтересовался, может ли он ехать обратно.

— А кто нас обратно повезет? — удивился Рич. — Кракен, что ли?

Лучше бы он не упоминал всуе Морского дьявола. Наш извозчик еще больше затрясся и попытался бежать. Но несколько монет, показанных ему Ричем, мгновенно успокоили.

— Только вы не задерживайтесь, господа купеческие, — опасливо покосившись в сторону речки, плаксиво попросил кучер. — До заката нам бы хорошо убраться отседова. А то полезет всякое… на берег.

— Не ссы, мужик, — Гусь с силой хлопнул возничего по плечу, и у того подогнулись колени. — С Кракеном мы договоримся…

— Перестань языком молоть, — оборвал его Рич таким голосом, что Гусь мгновенно заткнулся.

Мужик с тоской вздохнул, залез на облучок, закутался в старый потертый плащ, решив подремать, пока мы обсуждаем свои проблемы. Гусь с завистью посмотрел на него.

— Задание тебе, — чтобы боец не маялся без дела, я понял, как его занять. — Отсюда до реки шагов триста. Топай к ней и посматривай по сторонам. Как только появится наша шлюпка, сразу дай сигнал.

— А купаться можно? — с надеждой спросил Гусь.

— Не советую, — с серьезным видом ответил Рич. — Здесь же раньше мельница стояла. А где мельница — там речные русалки шалят. Полезешь, а они тебя цапнут, потешатся вдоволь, да и утопят.

Гусь суеверно сплюнул по сторонам, сделал охранительный знак рукой и побрел к реке. А мы пошли знакомиться с работниками, которые уже с интересом поглядывали на нас. Навстречу грузно вышагивал пожилой мужчина в старенькой и не единожды чиненой просторной домотканой рубахе навыпуск и в таких же штанах. А вот на ногах добротные сапоги. Видно, дела артели неплохи, если человек может позволить себе приобрести хорошую обувь.

Мужчина остановился и с легким прищуром от бьющего в лицо солнца поглядел на нас, дернул за кончик густых серебрящихся усов, и безошибочно выделив меня как главного в компании, скинул шляпу, поклонился без всякого подобострастия, как привык здороваться со всеми, кто предлагал хороший подряд.

— Доброго дня, господа! А не ты ли купец Игнат Сирота?

— Он и есть, любезный, — опередил меня дон