25. Венок для Анны. Великий Ян. Поведение Лисички

— Венок готов! — провозгласил Пастух и, поднявшись с поверхности, приблизился к Анне и увенчал ее голову красивой, разноцветной, но все же несколько скромной — не пышной — гирляндой, для верности закрепив стебли за небольшие рога.

Телки пустили струи, сама же Анна сделала два шлепка, закрутила хвостом.

— Неужели, Пастух, — спросила Роза, — мы никогда не заслужим такие венки?

— Вы, Роза, и так имеете преимущество перед Анной: вам в будущем могут повесить гирлянды на шеи, бубенчики, украсить ваши хвосты, уши и даже голяшки, вы можете по собственной воле поучаствовать в карнавальном движении, и Пастухи вам нацепят для этого шествия разные побрякушки, но избранные коровы всего этого лишены: им полагается только венок на рога, запрещено двигаться по великому тракту в карнавальной толпе, и украшением их является исключительно скромность, которую коровы высших кругов, обладая достаточной степенью мудрости, ценят намного дороже, чем всякие побрякушки, и стараются подражать в этом избранным сущностям.

— А как же мудрая Ида? — спросила Джума. — Ведь она носит яркое, красное ожерелье?

— Ида, — ответил Пастух, — уже не корова, поскольку ей бесконечно много кругов. — Нет, она, конечно, корова, но все коровье у нее упрятано в сущность, которую вы могли бы увидеть, если бы обладали восприятием полноценной скотины, возникающим после прохождения нулевого столба. Так что красное ожерелье, телки, Ида носит не как украшение, но как память о чем-то прошедшем, коровьем… — И тут же прибавил: — Я, телки, сам не корова, и мне трудно судить, в память о чем может носить украшение коровья сущность.

— Можно спросить об этом у Иды, — сказала Рябинка.

— Я не советую, — ответил Пастух. — Обычно корова, которой бесконечно много кругов, начав вспоминать, запутывается в своих же историях, перескакивает с круга на круг, упоминает пройденные столбы, на которых произошло то или иное событие в ее безостановочном, великом движении, и этот рассказ может затянуться настолько, что мы еще долго не сдвинемся с места, мало того, любая корова — сентиментальна, и, вспоминая, Ида может заплакать и даже перейти на мычание, после чего вы, почти не зная реального языка, вообще перестанете ее понимать и пожалеете, что спросили о чем-то. А нам между тем пора бы сходить к той корове, которая привязана к дереву и неотрывно смотрит на свод! Пусть Анна и телка, но способности избранной сущности должны у нее проявиться. Тем более венок на голове у коровы действует на другую корову… магически — причина в точности неизвестна, и даже Хозяин не может этого объяснить. Но мы, Пастухи, понимая, что необъяснимого нет, предполагаем, что первый венок появился в Божественном стаде из плоскости неба, где, очевидно, небесные Пастухи наделили его какой-то символической силой и, как подарок, передали сюда через проекционную область, использовав для этого границу двух сред, поскольку прямого контакта между небом и сводом не существует. Итак, телки, двинемся к застывшей корове!

Стадо стронулось с места и вразнобой побрело к озерцу.

— Только давайте, Пастух, — попросила на ходу пегая Роза, — не будем приближаться к быку, который привязан дальше, и пробовать способности Анны на нем: он страшен!

— Конечно, Роза, не будем, — пообещал телке Пастух, одновременно поправляя венок на голове рядом идущей Анны, и стал объяснять: — Да и венок не действует на быков, большинство из которых не признают в стаде превосходства избранных сущностей лишь потому, что таковыми могут являться только коровы. Иной бык даже способен сдернуть своими рогами этот символический знак и растоптать своими копытами, причем зная заранее, что за подобное действие будет наказан: мы, Пастухи, привязываем быков за этот проступок к столбу и заставляем бесконечно ходить по малому кругу, подобно единственному в нашем стаде волу, которого вы увидите на последних столбах своей телячьей дороги. Вол этот, по имени Ян, — величайшая сущность, не способная к настоящей скотской любви, но испытывающая одновременно со своей любимой коровой ощущение неразделенного нечто — уникального чувства, почти недоступного в проекционной иллюзии и совершенно недоступного здесь в силу того, что вол в Божественном стаде только один — это Ян. Но находиться в положении вола, пусть даже великого по своим сущностным свойствам, для любого быка кажется унизительным, и это понятно: бык ходит как проклятый по малому кругу, и вся свобода его, страсть к коровам и гордость ограничиваются длиною веревки, за которую он привязан к столбу; все веревки здесь, кстати, сплетены из конских хвостов несущностных лошадей и чрезвычайно крепки — их не порвешь; столб же — бывшее дерево, и его не выдернут из поверхности даже десять быков. Да еще коровы, проходящие мимо, нередко дразнят наказанного за растоптание венка: поворачиваются к нему задней частью, вертят хвостами, изображая податливых особей, мычат о любви и, бывает, так доведут его, бедного, что бык от беспомощности падает в обморок. Впрочем, подобное наказание длится не долго, цель — сбить бычью спесь по отношению к установленному порядку, одним из элементов которого является неприкасаемость избранных особей.

— А почему, Пастух, Ян ходит по кругу? — спросила Танька-красава. — Его наказали?

— Нет, но если его отпустить, он помчится искать свою половину и будет носиться повсюду, не соблюдая кругов, предписанных каждой скотине, бегать вперед и назад, прорываясь в будущее и прошлое — что ведет к помрачению ума, — тогда как корова его появляется всякий раз в том самом месте, где его привязали, и поэтому лучшего способа устроить их встречи Пастухи не нашли. Ян привык и терпеливо обходит раз за разом этот предписанный ему столб, но умозрительно движется в стаде, перемещаясь с круга на круг. Но умозрительность в плоскости — та же конкретность или наоборот, проекционным звучанием это единство смысла существования выразить невозможно, коровий язык дает лишь приблизительное значение, и только Хозяин колебанием эфира способен растолковывать нам, Пастухам, подобные вещи, малодоступные для понимания скотины…

Объясняя все это, Пастух вывел стадо к берегу озера, терпеливо дождался, пока телки напьются, и наконец направился к дереву, одиноко стоявшему уже за границей травы, на бесплодной поверхности.

Привязанная к стволу за рога коричневая, в небольших рыжих пятнах корова оказалась довольно худой особой, с невыдающимся выменем, без единого украшения, похожей на тех самых истощенных коров, которые плелись в конце карнавального шествия, и на приблизившееся и окружившее ее стадо не обратила никакого внимания, как будто не видела вокруг ничего, кроме той точки свода, куда неотрывно смотрела.

Пастух погладил корову по хребтистой спине,