Ефимов направился к машине.

* * *

На огромном лугу перед опушкой леса раздавались выстрелы. Профессор Зарецкий в сопровождении Наташи вышел за ворота виллы и неторопливым шагом направился к стрельбищу.

Андрей перезарядил ружье и кивнул стоявшему рядом Вану Ли. Китаец зарядил в катапульту тарелку и нажал на спуск. Пластмассовый блин пулей взвился вверх и, делая крутящуюся дугу, полетел к лесу. Андрей вскинул ружье и тут же выстрелил. Тарелка разлетелась вдребезги. Сидевшая у ног стрелка овчарка одобрительно гавкнула. Зарецкий-младший загнал в обойму два патрона и, покосившись на Вана Ли, тихо сказал:

– Дуплет, пожалуйста.

В воздух взвились две мишени одновременно, и обе были разбиты, не достигнув высшей точки полета.

Пес гавкнул два раза.

– Неплохо получается, сынок, – улыбаясь, дал оценку отец.

Зарецкий и Наташа остановились возле исходной позиции и наблюдали за молодым человеком. Андрей выглядел усталым с болезненным румянцем на впалых щеках. Действовал он медленно, лениво и только в момент выстрела вскидывал винтовку в долю секунды.

– Раненько ты сегодня поднялся, – продолжал профессор.

– Разбудил? Извини, папа. Я опять не спал всю ночь. Меня замучили головные боли. Мне даже показалось, что я стал хуже видеть. Все время красные круги плавают перед глазами.

– Я бы не сказал, что у тебя ухудшилось зрение. Ни одного промаха. Это обычное переутомление. Ты слишком много времени уделяешь компьютеру.

– Возможно, ты и прав. Слишком быстро я стал уставать. Слабость. Даже читать не могу, а если засыпаю, то вижу сплошные кошмары.

– Я заметил, что ты перестал пить лекарства, и Наташа жалуется, будто ты отказываешься от уколов.

– Если бы они мне помогали! – неожиданно Андрей резко обернулся и глянул в глаза отцу. – Это конец?

Профессор вздрогнул.

– О чем ты говоришь, Андрюша?

– Я говорю о смерти. Какой смысл продлевать мои мучения? Если ты не способен мне помочь, то сделай мне укол, и я тихо уйду из жизни. Мне не за что цепляться. Избавь меня и себя от страданий. Мне жалко не себя, а тебя. На тебя страшно смотреть. На тумбочке в твоей спальне лежат груды успокаивающих лекарств. Днем ты пьешь транквилизаторы, а ночью снотворное. Ты загонишь себя в могилу раньше, чем смерть заберет мою душу. Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю?

– Ты переутомился, сынок…

– От чего? От безделья? От своих бездарных картин? От бездушного монитора, с которым можно разговаривать языком цифр? От молчаливого Ван Ли, который ходит за мной по пятам и боится, что я упаду, споткнувшись на ровном месте? Как мне все осточертело! Если ты не примешь мер, я сам их приму, и твой китаец ничего не сможет сделать. Даже звери, чувствуя свой конец, уходят умирать в долину смерти. Земля выдерживает только здоровых.

– Успокойся, Андрюша. Поговорим после обеда. Я должен вернуться к своим делам.

Андрей отвернулся и перезарядил ружье.

Возвращаясь к воротам особняка, Зарецкий сказал Наташе:

– Я бессилен! Вся жизнь отдана науке, сотни открытий, тысячи трудов, море операций и полная беспомощность перед грозящей смертью. Глупо и бездарно!

– Не терзай себя, Борис. Ты же не Всевышний. Судьбу обмануть нельзя. Ты просто человек. Пусть даже гениальный, но человек.

Зарецкий остановился. К дому по проселочной дороге на высокой скорости мчался автомобиль.

– Похоже, это к нам, – удивился профессор.

– Мы никому на сегодня не назначали приема, – уверенно заявила секретарша.

– Странно!

Машина подкатила к воротам и резко затормозила. Зарецкий увидел Вихрова, который мчался ему навстречу.

– Доктор! Доктор! Нужна срочная помощь. Ваш пациент на грани смерти.

С заднего сиденья иномарки двое крепких парней вытаскивали окровавленное тело мужчины.

– Что с ним?

– Три пулевых ранения. Это Сарафанов, наш казначей.

– Тащите в дом. Живо. – Он повернулся к Наташе. – Доктора Кошмана и Вана Ли – в операционную. Экстренная подготовка.

Чинная, спокойная и всегда высокомерная ассистентка в секунду перевоплотилась в рабочую пчелку и принялась за дело. Дисциплина в частной клинике Зарецкого была поставлена на высшем уровне. Операционная для экстренных случаев ждала своего пациента. Подготовка заняла не больше десяти минут.

Включились софиты, Вихрова с его помощниками выгнали в коридор.

Операция началась.

За время долгой дороги Трошин трижды терял сознание. Ему не хватало воздуха, он задыхался. Огромным усилием воли майор сумел взять в руки фомку и сломать замок багажника. Он боялся, что его услышат, но огромная скорость и шум города делали его возню почти бесшумной. Когда замок открылся, он едва удержал крышку багажника. Пружина толкала ее вверх, а Трошин, обливаясь, потом, цеплялся онемевшими пальцами за крючок, оставляя узкую щель для воздуха.

Когда машина выехала на проселочную дорогу, его начало трясти. Боль стала невыносимой. Он сунул в рот край шарфа и стиснул зубы. Терпение подходило к концу, и у него возникло желание плюнуть на все и вывалиться из багажника на дорогу. Пусть будет, что будет. Когда он решился, машина резко затормозила. Трошин замер.

Узкая щель позволила ему видеть все, что происходило на улице. Двое мужчин понесли бесчувственное тело к воротам. Тот, кто ими командовал, размахивал руками и что-то доказывал мужчине в спортивном костюме, рядом с которым стояла высокая девушка. Потом все они скрылись за забором, и ворота закрылись.

Трошин приподнял крышку багажника и перевалился через бампер. Его тело шлепнулось в пожухлую траву, и он вскрикнул от боли. В глазах потемнело. Майор тихо застонал, и только жажда жизни не позволила ему провалиться в тяжелый сон.

Он приподнял голову и сквозь дымку увидел две двигавшиеся фигуры. Они шли от опушки леса в его сторону. Далеко они или близко, различить невозможно, серая пелена застилала глаза, а земля под ним ходила ходуном. Трошин собрал в кулак последние силы и поднялся на ноги. Пошатываясь, он оперся на машину и, держась за кузов, двинулся вперед. В ушах стоял отвратительный свист. Других звуков он не слышал.

Едва перебирая ногами, Трошин уперся в открытую дверцу. Он сконцентрировал внимание и увидел ключи, торчавшие в замке зажигания.

Майор не думал. Он рухнул на сиденье и включил двигатель. Машина, как пришпоренная лошадь, рванулась с места. Двери захлопнулись сами от встречного ветра:

Трошин тер пальцами глаза, пытаясь всматриваться в дорогу, но это ему с трудом удавалось. Только бы не врезаться в столб или не попасть в аварию. Тут не грех и Бога вспомнить.

Майор не знал, куда ехал, и не думал об этом. Какая-то внутренняя сила гнала его прочь от невыносимого зловония смерти.