Когда он спускался по лестнице, зазвонил телефон. Звонила Вера; она поблагодарила за приятный вечер и спросила, нет ли у него желания съездить в Фарсту, навестить мать в пансионате для престарелых.

— Может быть, завтра, — сказал Кевин, выходя в прихожую. — И тогда я смогу заглянуть к Себастьяну, как мы вчера договаривались.

— Вот и хорошо.

Кевин нажал “отбой” и открыл забытую коробку, посмотреть, нет ли там чего-нибудь стоящего. Некрасивая лампа (Кевин не смог вспомнить, где она стояла), несколько книжек и сумка с ноутбуком.

С папиным старым ноутбуком.

Дарю тебе утро, дарю тебе день.

Бумажка, прижатая “дворником” к ветровому стеклу, лежала теперь на пассажирском сиденье. Луве гадал, что она означает и кто ее туда пристроил.

Бумажка намокла, и чернила расплылись, но слова читались отчетливо.

Судя по почерку, писала женщина.

Мужчины выписывают слова не так округло и плавно, подумал он и немного отпустил педаль газа. Над елками виднелись зубцы на китайском храме “Врат дракона”. Здесь съезд.

Луве порылся в памяти, пытаясь сообразить, у какой женщины могла бы быть хоть какая-то причина оставить любовную записку на его машине, но ни одной не вспомнил. Его последнее свидание кончилось катастрофой. Она оказалась явной алкоголичкой и заснула посреди беседы, предварительно вытянув в одиночку полторы бутылки вина за ужином (скорее всего, столько же было выпито еще дома). Потом она несколько недель засыпала его эсэмэсками и письмами по электронной почте, но в итоге сдалась. Поклонницы? Такую гипотезу следовало отвергнуть. Луве решил, что кто-то, наверное, ошибся или пошутил.

Когда зазвонил телефон, Луве сначала не хотел отвечать. Но было только семь утра, и он подумал: вдруг это что-то важное.

Звонивший представился руководителем одного из отделов угрозыска стокгольмской полиции.

— Я собираюсь сегодня отправить к вам полицейского. Насколько я понимаю, в вашем интернате живет девушка из Нигерии, шестнадцати лет. Верно?

Он назвал Мерси, и Луве подтвердил, что Мерси живет у них. Когда полицейский задал тот же вопрос касательно Новы, Луве встревожился.

— Мы хотим убедиться, что они — те, кто нам нужен, — продолжал полицейский. — Почему — наш коллега объяснит, когда приедет. Дело конфиденциальное, не телефонный разговор.

Луве миновал Марму, и слева показалась Дальэльвен — широкая, похожая больше на озеро, чем на реку.

— И я ничего не должен узнать до того, как приедет ваш человек?

— Пока могу только сказать, что дело весьма деликатное. Если это, как мы надеемся, те самые девочки, они смогут помочь нам в одном расследовании. Но тогда насчет одной из них у меня плохие новости.

— Насчет одной из них? Какой именно?

Полицейский вздохнул.

— Я свалила оттуда, и все…

Она закрыла лицо руками, и Мерси обняла ее.

— Тебя трясет.

Нова вцепилась в матрас, словно желая разорвать его. Она тихо, как будто в глубине души, плакала, и Мерси поняла, что раны ее подруги не затянутся никогда.

— А потом?

Нова коротко вздохнула и посмотрела в единственное чердачное окно. Они обретались на каком-то складе в Вестберге, пятнистом от старой краски; дохлый паук качался в своей же собственной паутине.

— Прихватила деньги, которые собрала за время проститутства, тысяч двадцать пять, убежала в центр и там села на поезд до города. Потом пила с какими-то алкашами в Витане. И примерно тогда же Налле занялся Юсси. Потом я с неделю ночевала по гостиницам, пока меня не выследил какой-то легавый.

— Как это — занялся Юсси?

У Новы заблестели глаза.

— Они его убили. Или… Наверное, убивал Налле, а мама смотрела. Как все было, знают только они.

Мерси погладила подругу по руке, ткнулась лбом ей в плечо.

— И что было после того, как ты сбежала? Знаешь?

— Ну так, примерно…

Нова стерла слезу со щеки и поерзала. Кайф выветривался, нужно было принять еще; она потянулась за пакетиком с экстази и проглотила голубую таблетку.

Мерси не хотелось таблеток. Она сейчас пила. Приятель Эркана, владелец склада, женоподобный парень по прозвищу Цветочек, снабдил их двумя бутылками вина и литром водки. Половину водки и бутылку вина она уже выпила, но в голове только сделалось еще яснее.

— Работа в Тумбе была бы для Юсси первой нормальной работой лет за семь, но он бы ее не получил, даже если бы не умер.

— Мне трудно уловить мысль, когда столько “бы” и “не” сразу.

— Его проверили в полиции безопасности и за полдня поняли — таких, как он, к денежному станку подпускать нельзя. Слишком много знакомых уголовников, и без разницы, что по его делу срок давности прошел. Не в первый раз его не брали на работу из-за всего того дерьма, что у него в прошлом. До того как стать безработным, он служил в каком-то пункте проката, зарабатывал гроши, но сводил концы с концами. Его временно приняли на почту и хотели взять на работу, но не взяли, потому что у него обнаружилось условно-досрочное за кражу лет двадцать назад, так что вместо работы получше он нанялся куда-то в Сумпан[23], делать противогазы. Поработал там месяц, но зарплаты не получил, потому что агентство разорилось… Если бы он попытался чего-нибудь добиться, все равно хрень бы получилась, для него всегда все хренью кончалось.

Мерси подумала, что у Новы, может быть, просто нет сил рассказать о самом убийстве, поэтому она цепляется за многочисленные подробности.

— Закрой глаза и представь себе, что я — Луве, — сказала она.

— Зачем?

— Затем, что вчера ты думала, что с Луве тебе легче. Во всяком случае, ты так сказала.

Мерси почти ревновала к Луве. Может быть, сама она открылась перед ним в отместку за то, что перед ним открылась Нова.

— Я случайно рассказала Луве про кролика, — призналась Нова. — Сказала, что сломала ему шею и мы похоронили его в лесу. Извини…

Лицо у Мерси окаменело. Они же обещали друг другу никому не говорить о том случае. Помолчав, Мерси сказала:

— Никогда больше так не делай. Прекрати болтать о том, что должно остаться между нами. Теперь давай рассказывай что-нибудь такое, чего ты никому не рассказывала.

— Например?

— Например, про убийство Юсси. — По глазам Новы Мерси видела, что таблетка уже начала действовать. К ним можно привыкнуть, если принимать одну за другой. — Луве говорит, что рассказывать о чем-то болезненном полезно. А я тогда тоже расскажу тебе о том, что причиняет мне боль, честное слово.