Озомена сразу же вспомнила, как Дельфиния прогуливалась на улице, разговаривая с Бобби. Тогда она подумала, что Дельфиния пользуется правами выпускницы, ну а Бобби – он просто Бобби. Кстати, вот почему он спокойно выходит за пределы школы. Озомена в полном смятении. Раньше ей это казалось наглостью, но теперь становится понятно, кого имела в виду Нкили, называя их «этими самыми».

– Вот поэтому местные нас так ненавидят, – говорит Нкили, кивком поддерживая Тельму. А Озомена думает: вот что значит начать учебу на три недели позднее остальных. Теперь ей все растолковывают как чужой.

– Вот именно, – говорит Тельма и начинает ковырять в ухе заточенным карандашом. – Поэтому они насылают на нас ведьм и колдунов. Им надо, чтобы «Новус» закрыли, и тогда земля вернется к местной общине.

– Но при чем тут мадам Кои-Кои? – не отстает Озомена. – Ее призрак появляется во многих школах, мне моя старшая сестра рассказывала.

– Чтобы Кои-Кои появилась, кто-то должен вызвать ее дух, глупенькая, – фыркает Угочи. – Они специально насылают ее, чтобы выкурить нас отсюда.

Озомена насмешливо качает головой.

– Ты что, насмотрелась мультиков про Скуби-Ду? – язвительно говорит она, и кто-то из девочек хихикает.

Угочи зло выпячивает челюсть.

– А ты обращала внимание на дерево за крылом Б? – спрашивает кто-то из девочек.

Озомена отрицательно качает головой.

– Она ж новенькая, – фыркает Угочи. – И сама все узнает, когда наложит в штаны от страха.

Озомена презрительно кривится, а Тельма говорит:

– Там есть такое уродливое дерево с дуплом, похожим на раскрытый в крике рот, – так вот, у местных там было место поклонения. В стародавние времена они там приносили людей в жертву. – Тельма довольно улыбается, считая себя отличным рассказчиком.

– Ну нет, Тельма, хватит привирать! – протестуют девочки, но Озомена чувствует, что сквозь смешки просачивается столь знакомый ей страх.

– А вот и нет, это чистая правда, – говорит Угочи. – Мне братья то же самое рассказывали.

Тут за спиной раздается храп. Все оборачиваются на спящую Квинет.

– Ну вот, опять, – бормочет Угочи. – Опять дрыхнет, вечная второгодница.

– Да что ж ты такая невоспитанная, – с укором говорит Нкили.

– Подождите, – перебивает их Озомена. – Но почему бы доктору Угдебуламу не пойти навстречу этим людям? Пусть приходят к этому дереву и молятся своим богам.

– Ты что, рехнулась? – в ужасе восклицает Угочи.

– Нет, послушайте, – продолжает Озомена, стараясь унять гнев на Угочи. – Ну пусть хотя бы допустит к учебе побольше местных детей.

– Ты точно дурочка, – заявляет Угочи. – Тут не приют. На какие деньги будет существовать «Новус», если не взимать плату?

Эти слова вызывают новую волну ропота и шепотков.

– Не смей называть меня дурочкой! – рычит Озомена.

– Училка идет! – кричит кто-то, и девочки бросаются к своим партам, в спешке роняя с них учебники. Тельма вытаскивает изо рта жвачку и лепит ее на запястье. Угочи поднимает над собой пудреницу и кладет ее на голову спящей Квинет, таким образом обозначая для учительницы цель, кого следует треснуть по макушке.

Глава 19

Я практикуюсь писать сочинения, как вдруг чувствую запах подсохшего гнилого мяса. Я заглядываю под стол, проверяю буфет, заполненный тарелками с золотыми ободками и хрустальными бокалами. Это мама купила – все новехонькое, прямо с фабрики. Посуда у нас даже еще более красивая, чем прежде. Меня так и подмывает спросить, откуда она все это берет, на какие деньги покупает, но боюсь честного ответа. А то разболится голова, и придется пить панадол. Приближается момент откровенного разговора с мамой, но он еще не наступил.

Вонь ощущается особенно сильно возле холодильника, я открываю его и вижу там… браслет. Как вообще может пахнуть из закрытого холодильника? Я, конечно, привыкла к проделкам духа, но иногда он такое отчебучит, что у меня душа в пятки уходит. Этот браслет, как и предыдущая цацка, тоже сделан из грязного шнурка, на который нанизано множество бусин – черных, коричневых, красноватых, как наша земля, но в середине находится вовсе не бусина, а что-то такое, отчего этот браслет вряд ли может понравиться хоть кому-то.

То есть похоже на бусину, конечно, большую коричневую бусину размером с ноготь на большом пальце. Только эта бусина здорово напоминает сморщенное старушечье тельце или аки авусу[102]. Кому захочется иметь такое украшение?

Проблема в том, что мы переехали на новое место и я никого тут не знаю, а это значит, что мне трудно поставить для духа нужную девочку. При папе мы жили среди таких же людей, как и мы сами, но теперь мама перетащила нас в место, где обитают всякие профессора, доктора разных наук и прочие. А я прекрасно помню, как такие люди реагировали на людей вроде папы, они считали нас дикарями. Зачем мама решила тут поселиться, ума не приложу.

С улицы доносится детское пение, я навостряю уши. Нет, лично я не люблю игру «Огонь поутру», хотя помню ее по начальной школе. Правила такие: все садятся в кружок, хлопают в ладоши и распевают песню, пока водящий ходит за пределами круга. Потом кто-то кричит: «Огонь погасили», и водящий должен осалить кого-то из сидящих и побежать по кругу, и если другой не успевает осалить водящего за один круг, тогда водящим становится он сам.

Игра эта мне не нравилась из-за дурацкой беготни. Если идти пешком, я могу дойти хоть до Кафанчана, но чтобы бегать впустую, уж извините. Нет, мне по душе такие игры, как суве[103] или ога[104], потому что тут нужно шевелить мозгами. Или взять хотя бы людо[105] или нчо. От игроков требуется мудрость черепахи, а победителю достается много красных бобов окве. А чтобы осалить человека и убежать, много ума не надо. Короче, сплошная глупость, в которой я старалась не участвовать.

И вот в эту самую игру сейчас играют дети в соседнем дворе. Уже около трех часов дня, уроки закончились, наступило время сиесты, а они играют. Меня так и подмывает крикнуть им, чтобы они заткнулись, но в европейских кварталах такое не принято. И тут вдруг мне в голову приходит идея. Комната моя расположена на втором этаже, и отсюда видно, что девочек четыре и, кажется, один мальчик. А что, если?.. Всех девочек я забрать не могу, как бы мне ни хотелось, но если заберу хотя бы одну, то останусь должна всего одну девочку. И тогда очень скоро вернется папа и мы начнем нашу жизнь заново.

И я решаю испытать удачу. Я иду, держу в руке браслет, не смея надеть его, так как не знаю, что со мной тогда произойдет. Привратник отдает мне честь, но отказывается выпускать, и тогда я даю ему десять найр и указываю, куда собираюсь отойти.

– Только оставайся в поле моего зрения, хорошо? – говорит