С тех пор утекло много воды, и от некогда богатых и могущественных улусов остались малые толики былого величия.

За сибирский престол боролись разные ханы, споря друг перед другом родством и знатностью. И все искали дружбы с Вэли-ханом, желали породниться с ним, зазывали в гости и на праздники. Но седобородый Вэли-хан, сохранивший до преклонного возраста юношескую стать, острый глаз и твердую руку, лишь с легкой усмешкой встречал подобные приглашения, отсылая гонцов обратно без ответа.

Они были ровесниками с ханом Касимом, отцом Едигира и Бек-Булата. Когда-то Касим-хан заступился за него перед спесивыми беками, желавшими унизить гордеца. С тех пор Вэли-хан чувствовал себя должником у рода Тайбуги и одним из первых подал голос за выбор на ханство Едигира.

Два сына Вэли-хана, Амир и Мергали, росли гордыми и независимыми, во всем беря пример с отца. Они неохотно ездили на большие праздники, пышно проходящие в столице. У них не было породистых жеребцов и богатого оружия, которым кичились друг перед другом дети беков и мурз. Лето и зиму они проводили в лесах и на реке, как простые поселенцы из их улусов. Не участвовали они еще и в воинских походах против чужеземцев, хотя и владели копьем и саблей не хуже многих.

Вэли-хан все собирался определить их на службу в охрану одного из ханов. Но однажды у него была стычка с начальником охраны, Рябым Нуром, который не пожелал уступить Вэли-хану дорогу. После этого старый хан помрачнел и никуда уже не выезжал. Вся его радость и надежда была в сыновьях.

И когда прискакал гонец с вестью о главном сборе в Кашлыке всех беков и ханов, то для него как гора с плеч упала. И он начал поспешно собираться в поход.

Вместе с сыновьями Амиром и Мергали и пятеро ханских племянников упросили взять их с собой. Они радовались и волновались, словно ехали не на войну, а на праздник.

Вэли-хан, в старинных доспехах, на гнедой кобыле с белой звездочкой на лбу, во главе своих воинов и нукеров выехал из селения поутру, надеясь к вечеру при благоприятных обстоятельствах достичь сибирской столицы.

Из краткой и взволнованной речи гонца он знал лишь, что степняки вторглись в их земли и хан Едигир собирает ополчение, чтобы выступить им навстречу. Поэтому, когда в прибрежных кустах он увидел мелькающие на фоне реки фигуры всадников, то решил, что это один из сибирских отрядов спешит в Кашлык.

Он пустил им навстречу своего нукера, который, не проехав и половины расстояния, развернул коня и с округлившимися от страха глазами подлетел к Вэли-хану, прокричав:

— Степняки! Там степняки!

Вэли-хан с маху хлестанул его тяжелой нагайкой по вылезшим из орбит безумным глазам и очень спокойно отдал приказ:

— Цепью стройся!

Они как раз выехали на береговой луг, заливаемый по весне водой. Ближе к реке густо росли толстенные ивы, где и находился лагерь степняков. Слева, по ходу солнца, подступал к самому лугу березовый редкий лесок, росший на небольшом холме. Там тоже было видно движение лошадей и людей. Вэли-хан понял, что они наткнулись на отряд степняков, во много раз их превосходящий по численности, и сердце гулко застучало в груди, началось покалывание невидимыми иголочками в кончиках пальцев.

Он повернул было голову назад, проверяя, нет ли засады сзади, но за густой стеной леса трудно было что-то разглядеть.

Его сыновья, плохо себе представляющие, что за противник и каким числом им встретился, радостно улыбались, что наконец-то им предстоит рубить не гибкие прутья, а человеческую живую плоть.

— Отец, — подскакал к нему старший, Амир, — пусти меня первого, я покажу им точность своего удара!

Вэли-хан сурово глянул на него, ничего не ответив, и тот, поникнув, вернулся в строй. Хан заметил, что степняки выехали на противоположный конец луга и начали строиться. Тогда он решил ждать их атаки, чтобы затем предпринять попытку к прорыву в сторону реки.

Так и осталась неровная цепь сибирцев стоять в напряжении, в ожидании нападения.

Первая сотня, возглавляемая Алтанаем, вывалила на луг, растягиваясь друг от друга на расстояние вытянутой руки. Они привстали на стременах, пытаясь получше разглядеть противника и угадать их намерения.

Алтанай, покусывая мокрый ус и позевывая, словно его оторвали только что от подушки, выехал вперед сотни и, повернув коня на полоборота, обратился негромко к нукерам, помогая себе правой рукой:

— Знаете, что заяц делает, когда лису встретит? — В ответ послышалось смутное хихиканье ближайших воинов, любящих и побаивающихся своего башлыка.

— Здоровьем интересуется! — выкрикнул один из смельчаков.

— Во-во! — подхватил сказанное Алтанай. — И я так считаю. Интересуется, потом, не дожидаясь ответа, показывает ей свой короткий хвост и несется обратно! — И для убедительности приподнял хвост своей кобылы.

Ряды конников огласились громким хохотом. Стоявшим на самых краях не было слышно, что там балагурит их башлык, но и они смеялись вместе со всеми, радуясь хорошему началу стычки.

— Все поняли? — переспросил Алтанай. — Туда, поздоровались, остановились и тут же обратно. Ответа ждать не надо. — И он описал рукой широкий полукруг в воздухе.

Воины закивали головами, сдерживая переступающих на месте коней.

— Вперед! скомандовал башлык, и его кобылка взяла рысью, направляясь на противоположный конец луга.

Кучум от кустов наблюдал, как Алтанай пояснял сотне ее задачу по выманиванию противника на открытое место, и так же улыбался открытому и бесшабашному Алтанаю.

"Эх, что бы я без тебя, старый воин, делал?" — подумал он с любовью.

Затем он кликнул сотника Юраса и велел тому со своей сотней по березняку обойти сибирцев и отрезать им путь к отступлению.

Оставшихся он сосредоточил в кустах тальника, в небольшой ложбине в засаде, чтобы встретить сибирцев, когда сотня Алтаная выманит их на луг.

— Сбивать с коней и брать в плен! — отдал он строгий приказ. — Они нам живые нужнее. Понятно?

Сам хан не сомневался, что выскочивший на него отряд идет не из столицы, а в нее, по зову Едигира.

Не доскакав до сибирских цепей полтора полета стрелы, сотня Алтаная неожиданно вздыбила коней, будто впереди было не ровное поле, а глубокая пропасть. Со стороны могло показаться, что не ожидали увидеть столь грозного противника и напуганы их недвижимым, строем. Могло показаться новичку…

Но именно это вообразили молодые ханы, не искушенные в военном искусстве, где хитрость идет рука об руку с отвагой. Они себя видели и чувствовали героями… И испугались они, что сабли их останутся в ножнах, что удерут степняки в леса глухие и попрячутся, ускачет от них слава воинская, столь близкая. И отец воротит их домой не мужьями ратными, а юношами.

Выхватили они свои кривые сабли да нахлестывали коней плетками.

Понеслись, как соколы на селезня, и не ведали о том, что понеслись за своею смертью…