– Твой Степанов просто офигеет и посоветует тебе заняться своим книжным делом. Скажет не путаться у них под ногами…

Маша терпеливо молчала. Но на последних десяти километрах все же не выдержала и наорала на него.

– Если не заткнешься, Илья, я выйду и дальше поеду автостопом! – пригрозила она, сверкнув в его сторону потемневшими от злости глазами. – Именно поэтому я врала тебе и не говорила правды.

– Почему? – супруг подергал плечами.

– Заранее знала о твоей реакции, что ты станешь всячески отговаривать. И даже унижать меня и мои способности! – на последних словах она почти кричала.

Маша опомнилась и притихла. Нельзя так горячиться из-за дела, которого…

Которого, по сути, и нет! Ее версия может вообще не найти подтверждения. И получится, что все это было навеяно детективом, которым она зачитывалась до полуночи.

Никаких эмоций, только холодный расчет. Так советовал любимый герой со страниц романа. А еще он говорил: когда работают чувства, разум отключается. И был прав.

Ну не совсем он, конечно, а автор, вложивший в его уста свои мысли.

– Ты очень способная, Машка, – смиренно пробормотал Илья, въезжая в маленький городок. – Способная и очень умная. Просто… Просто я переживаю за тебя. Это может быть опасным занятием. И еще… Еще хочу, чтобы это занятие у тебя не стало постоянным. Разберешься со смертью Ольги, и хорош.

Она не стала спорить, не совсем уверенная, что даже с гибелью Ольги у нее что-то выйдет. В конце концов, еще не факт, что тот след, который она разрабатывает, не ложный.

– Вот, Мария, это адрес, по которому была прописана Грушева Валентина Ивановна до того, как переехать.

– А с кем она была там прописана?

Маша вертела в руках бумажный квадратик для заметок оранжевого цвета с лаконичной надписью. Она была немного разочарована. Обещали помощь, а вместо этого сунули адрес, и гуляй.

– Две ее сестры и их бабушка.

Сотрудница районного паспортного стола проявляла нетерпение. В коридоре толпился народ. Ей надо было работать.

– А сейчас там кто-нибудь прописан?

– Сейчас там прописана Грушева Ульяна. Сестра Валентины.

– Это та сестра, которая не полетела злополучным рейсом и осталась жива?

– Девушка, я не знаю, кто куда не полетел и остался жив, – чуть повысила голос женщина. – Раз прописана, значит, жива. И может пребывать по месту своей постоянной регистрации. Все, у меня очередь…

Но по месту постоянной регистрации Грушевой Ульяны Ивановны никого не оказалось. Дверь была заперта. Маша внимательно осмотрела двухметровый металлический прямоугольник с двумя замочными скважинами. Ни тебе пыли по углам, ни паутины, ни грязи возле порога. Ручка блестит.

Дверь регулярно открывается, сообразила Маша. Ульяна здесь по-прежнему проживает. Или кто-то другой, если она после гибели сестер куда-то уехала.

Кажется, след и в самом деле оказался ошибочным. Интерес молодых людей в их читальном зале к Грушевой и ее семье был вызван чем-то другим.

Но Маша не могла уехать просто так, поэтому шагнула к соседской двери – той, что слева. Правая дверь блестела хромированными элементами, намекая на обеспеченных жильцов. Крупный дверной глазок свидетельствовал об их подозрительности. Говорить с ней не станут.

А вот дверь слева была деревянной. Старой, ветхой, много раз крашенной. Может, старушка там жила, а может, ее нерадивые внуки. Но велика гарантия, что жили они за этой дверью давно и могли знать сестер.

На звонок долго не отвечали. Наконец щелкнул замок, образовалась узкая щель. Высунулись крупный нос и растрепанный чуб.

– Чего надо? – хрипло спросил мужчина, делая щель между дверью и притолокой чуть шире и представляя всеобщему вниманию семейные трусы до колен и тощий голый торс.

– Мне нужна Ульяна Грушева. Вы знакомы с ней? Звоню, а не открывают. Телефон вне зоны. Ей положена выплата за погибшую сестру Веру. За Валентину эту выплату муж давно получил, – тараторила без остановки Маша, глядя на мужчину искренне и озабоченно. – А вот за Веру получить некому. Ульяна Ивановна на связь не выходит, и мы…

– Остановись, остановись, – сморщил морщинистое лицо голоногий сосед. – У меня голова от тебя кругом пошла. Как муж тебя терпит?

Он выразительно глянул на ее обручальное кольцо, распахнул дверь шире. Спрятал ладони в лохматых подмышках и задумался.

– Знаешь, а ведь Ульяну я не видел с того самого дня, как самолет не долетел. Перед этим, главное, они тут все трое собрались. Песни до утра голосили. Музыкантши хреновы, прости господи! – он с укором глянул на дверь Грушевых. – Это бабка их, упокой, господи, ее грешную душу, все петь учила. В музыкалку ходили строем, то есть втроем. Пели на три голоса. А мне хоть вешайся.

– Плохо пели?

– Почему плохо? Отменно пели. Но часто и подолгу. А потом все стихло. Как вышли отсюда все трое с чемоданами, так и все… Никого из них я больше не видел. Я с работы как раз возвращался, а они стоят на площадке. У всех одинаковые чемоданы: желтые. Эти две одеты одинаково. Вера иначе. Привет, говорю, двое из ларца одинаковы с лица. И ты, поскребыш, привет.

– Поскребыш? Почему так? – не поняла Маша. – И почему двое из ларца?

– Верку мать на старости лет уж родила. За пятьдесят ей было. Муж не дожил до родов, от инфаркта скончался. А мать недолго прожила без него. Бабка их поднимала. Потому и поскребыш, последнего на старости лет наскребли. – Он терпеливо объяснял, без конца шмыгая носом.

– А двое из ларца одинаковы с лица?

– Вот ты бестолковая какая! – Он перестал почесывать подмышки, уронил руки и ударил себя по тощим ляжкам. – Так близнецами они были: Валя и Ульяна. Не отличить ни за что! Одно лицо просто. И неразлучны были, дружны. Вот без сестер теперь и Ульяна тут не появляется. Муж Валин квартиру проверяет раз в неделю, а ее нету. С того дня и не видал ни разу. Как пропала…

В музыкальной школе, где работала до своего исчезновения Ульяна, ничего толком рассказать не смогли.

– Работала. Потом уволилась. И уехала, по слухам, – равнодушно дергала плечами секретарша, отвечавшая и за работу с персоналом. – Я лично оформляла ее увольнение.

– И лично в руки отдавали ей трудовую книжку?

– Женщина, вы в каком веке живете? – изумленно выгнула брови дугой девушка. – Сейчас все в электронном виде. И трудовые книжки тоже.

– По желанию, – напомнила Маша, подняв указательный пальчик.

– Она и пожелала. Одной из первых заявление написала. Ульяна Ивановна очень прогрессивный человек в этом плане. – Девушка вошла в программу, нашла список уволенных сотрудников, зачитала Маше номер приказа и число. – Грушева позвонила мне. Плакала, конечно, сильно. Попросила все сделать быстро. Я сделала. Расчетные перечислили ей на карту. Все.