чем благоразумной, и видел свою какую-то особую миссию! Он ведь и потом боролся против Советов. Возможно, хотел создать несколько точек, где сама практика борьбы сблизит, например, эсеров с, например, местными большевиками, которые недовольны Лениным, а?

Рукавишников смотрел на Корсакова, тот пожал плечами.

Глава 16

Смоленск. Июль

Для поездки в Смоленск Корсаков выбрал поезд, который отправлялся рано утром, и вроде все рассчитал правильно: уже не все пассажиры будут спать, хотя после недавней истории в поезде понимал, что никаких гарантий «общественность» не дает и никакой безопасности не обеспечивает. Хорошо, что Рукавишников так помог в Екатеринбурге: и переночевать оставил, и убедил лететь самолетом: мол, там меньше риска. Ну и сам увез в аэропорт на своей старенькой «девятке».

Добравшись в Москву из аэропорта на перекладных, Игорь помотался по городу и только через пару часов, удостоверившись, что никто за ним не идет, отправился на Ярославский вокзал, где его ждал пакет с бумагами из подполья дома Лопухина.

Все-таки загнанные в угол люди обнаруживают все свои лучшие качества, и теперь Корсаков знал это совершенно точно. Ну кто бы со стороны смог подсказать такое простое и гениальное решение? На вокзале в Сокольске он подошел к поезду, шедшему в Москву. Уточнив, что бригада московская, сугубо визуально выбрал проводницу, которая показалась ему человеком, в общем-то, положительным, и обратился с простой просьбой. Дескать, не сможет ли она отвезти в Москве его товарищу небольшую посылку? Естественно, за вознаграждение. Какое? А сами и скажете. Сколько? Да, какие разговоры — получите прямо здесь. Только вот какая незадача: поезд ваш приходит поздно вечером, а товарищ мой в Москве только работает, а живет аж в Чехове, и на дорогу у него каждый день уходит туда-обратно часа четыре, так что не смогли бы вы посылочку эту оставить в камере хранения на вокзале, куда прибудете? А номер и код скинете ему на мобильный… номер вот запишите. Телефон у него не всегда включен, но вас это уже пусть не волнует — его проблемы. Так и договорились.

И теперь, прочитав на своем мобильнике и номер ящика, и код доступа, он добрался до своего сокровища! Правда, полюбовавшись, положил пакет обратно, решив, что отправляться в дорогу с таким сокровищем рискованно. А дорога была неизбежна, потому что Корсаков чувствовал: он продвигается к финалу, но есть люди, которые на многое готовы, чтобы ему помешать. И дело не только в сенсационной публикации…

Неожиданно заверещал мобильник, который был отключен несколько дней назад, еще в электричке, которая везла их с Лопухиным к Наде, и на экране появилась эсэмэска от Багоркина: «Где тебя носит?» Корсаков решил не отвечать, но теперь телефон заверещал и заговорил голосом Феди:

— Тебя где носит, черт старый?

Объяснения Корсакова: подожди два-три дня, и опубликуешь сенсацию, конечно, не убедили главного редактора, но Багоркин был реалистом, понимал: начни он требовать, и Корсаков просто отключится, поэтому лишь пожелал удач и попросил не отключать мобильный. Мобильник Корсаков все-таки отключил перед тем, как отправиться на вокзал, откуда поедет в Смоленск. Этот адрес был вполне конкретен и найден в том самом пакете, который, как уверял Лопухин, появился недавно. Тот же самый Максим Кузнецов, который раскатывал по стране, отметил в своих бумагах только два конкретных адреса: в Смоленске и в Питере. Смоленский адрес был написан, видимо, рукой самого Кузнецова, потому что его почерк был всюду, а питерский адрес был только на ноутбуке и появился там месяца через четыре после того, как он отправил запрос, поэтому Корсаков решил сперва отправиться в Смоленск. Он взял плацкарту на рейс, отправляющийся под утро, чтобы все время быть в какой-то толчее и движении. Люди, в самом деле, все время ходили по вагону, в соседнем купе слева время от времени заливался плачем младенец, ссорились юные родители, и трудно было понять, что там причина, а что следствие: юная мама тоже плакала время от времени. Корсаков, вытянувшись на верхней полке, то проваливался в полусон, то тупо глядел в потолок, выстраивая план действий, а прибыв в Смоленск, сразу же отправился по нужному адресу.

Домик был затерт многоэтажными зданиями, но уютный дворик делал его гораздо более приятным, нежели его соседи. Правда, никого в нужной квартире не оказалось, а соседки, то ли собиравшиеся отправиться по магазинам, то ли уже оттуда возвратившиеся, поинтересовавшись целями приезда, проинформировали Корсакова, что нужные ему Журавлевы, по-настоящему-то уже и не Журавлевы, потому что теперь хозяйка квартиры не сама Журавлева, а ее дочка, а она уже вышла замуж, так что…

Корсаков в этих переплетах запутался, но, чтобы не признаваться в том, спросил, когда же они все-таки, пока — Журавлевы, реально будут дома, и пришел в рекомендованное время — к началу восьмого.

Странные люди Журавлевы запросто открыли дверь незнакомому человеку, пустили в дом и потащили на кухню пить чай. В небольшой кухоньке собрались, наверное, все члены семьи. Но, выслушав Корсакова, стали расходиться, потому что Нина Васильевна, хозяйка дома, сказала:

— Ну, об этом вам сейчас только я расскажу. — Дождавшись, пока все выйдут, призналась: — Кузнецова я помню. Я тогда еще в школе училась. Был он у нас, был. Бабушка с ним разговаривала.

И полился долгий российский кухонный рассказ, в котором собрано все, чем только богата наша мятущаяся душа. Корсакову все перипетии были неинтересны, но перебивать не решался: самому-то вообще не о чем спрашивать. Уж будь любезен, сиди и молчи. Может, что и накопаешь. Не получилось. Изложив свой вариант причинно-следственных связей, Нина Васильевна стала заканчивать разговор:

— Ну, ведь никто не виноват, что люди расстались, правда? Как мы можем судить их, не понимаю! Бабушка, конечно, права, но ведь и у того мужчины были какие-то свои причины. Вам, конечно, все эти мои рассуждения неинтересны, — оборвала она себя. — Вы ведь искали какие-нибудь его вещи, правильно? Так вот, он оставил кое-какие бумаги. Сейчас я вам их принесу.

Она и произнесла это спокойно, и ушла так спокойно, будто собиралась принести, например, дневник ученика. А Корсакова же начала бить дрожь в ожидании чего-то такого, что поможет, наконец, хотя бы понять, во что же он ввязался. Нина вернулась, держа в руках небольшой пакет, села к столу,