Они были его страстью, которая высасывала из него денег куда больше, чем самая неразумная благотворительность. Штырь мог за ночь проиграть не один десяток тысяч долларов, а на следующий день выглядеть свежим и жизнерадостным. Создавалось впечатление, что карты для него являются живительным эликсиром, поддерживающим жизненный тонус на должном уровне. На протяжении одной ночи Штырь наведывался в пять-шесть мест, где игра шла по-крупному. Там он или оставлял целое состояние или, наоборот, сгребал в карманы банк.

О том, чтобы проникнуть в катран, не могло быть и речи. Все заведения охранялись очень тщательно, и попасть внутрь можно было только по поручительству одного из завсегдатаев катрана. Неразумно было бы караулить Штыря и где-нибудь неподалеку – оставленная машина наверняка привлечет внимание охраны.

– Послушай, Сявка, – повернулся Хмырь к напарнику, – если мы не замочим Аркашу на этой неделе, то уже на следующей Колян прирежет нас. На сей счет у меня недобрые предчувствия.

– Что предлагаешь?

Шестой день они обитали в гостинице, и Колян уже трижды интересовался, как продвигается дело. Подобный интерес напоминал беспокойство палача по поводу здоровья своей жертвы. Когда он слышал в трубке тихий голос босса, Сявке мерещилось, будто удавка уже захлестывает его горло.

Можно было бы снять номер и пошикарнее, где простыни меняют каждый день и где в туалетной комнате установлено фаянсовое биде. Но Колян строго-настрого запретил шиковать, чтобы не привлекать к себе внимания.

Хмырь тяжело повернулся на бок, под его мускулистым телом скрипнули пружины.

– Надо выйти на кого-нибудь из картежников, иначе наша командировочка может закончиться на том свете. А уж через него попытаться войти в катран.

– И как же ты это сделаешь? Ведь не каждый картежник допускается в катран. Мы же не будем их выискивать на лавочках в парках или где-нибудь в подъездах? – раздраженно отозвался Сявка.

– Не хотел я тебе говорить, но раз уж мы повязаны с тобой, то придется открыться. В этом городе живет моя бывшая баба. Когда я наведывался сюда по амурным делам, мне пришлось перезнакомиться почти со всей здешней шпаной. Брат у нее картежник, причем отменный.

– Так что же ты молчал?! – мгновенно вскочил с кровати Сявка. – Вот уж действительно, хмырь ты и есть хмырь! Того и гляди Колян отдаст приказ нас замочить, а ты все в молчанку играешь.

– Тут все не так просто, – замялся Иван. Чувствовалось, что ему не хочется говорить всей правды. – Любовь у нас с ней была. Я был первым, кто ее распечатал…

– Повезло, – сдержанно отозвался Сявка.

– Ну и намучился я с ней! Думал, хрен поломаю:. Ничего, обошлось. Потом она от меня аборт делала. Меня уже в ее доме принимать начали как жениха, а я взял и слинял. А ведь любовь-то какая была! – с ноткой грусти протянул он. – Каждый день к ней ездил, а это как-никак шестьдесят километров. На одном бензине можно разориться…

Давние воспоминания были для Хмыря явно приятны. Посмотрев на его лицо, любой догадался бы, что мыслями он находился в том месте, где его бывшая подружка рассталась с невинностью.

– А чего слинял-то? Разонравилась, что ли?

Своего приятеля Степан, он же Сявка, знал с самого детства, и ему всегда казалось, что Ивана, а ныне Хмыря, не интересует ничего, кроме накачанных бицепсов. А у него, выходит, роман был. Кто бы мог подумать!

– Надоела! – почти раздраженно отрезал Иван.

Степан всегда в душе завидовал Ивану и неосознанно подражал ему. Тот принадлежал к немногочисленной касте людей, имя которой – победители. Иван поднимал на пару килограммов больше; он обладал способностью почти мгновенно восстанавливаться после изнурительных тренировок, да и бабы на него больше западали. Его частенько можно было встретить в сопровождении красивых девиц, но он относился к ним так же буднично, как к спортивной сумке, болтающейся на плече. Сам Степан, несмотря на свой весьма мужественный вид, еще ни разу не спал с женщиной, чего страшно стеснялся и старательно это скрывал. Даже тут Иван сумел его обогнать! И конечно, Степану пока незнакомы были физиологические трудности, которые испытывает мужчина, совершая волшебство превращения девушки в женщину.

– И как же мы теперь подвалим? – спросил Степан-Сявка.

– С ее братом я был в неплохих отношениях. За хорошие бабки он что угодно сделает. Если потребуется, то самолично собственную сестру на панель отведет, – заверил Иван.

Он говорил с такой уверенностью, будто не раз вырывал подругу из рук коварного братца.

– А где он сейчас может быть? – деловито поинтересовался Степан.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – посмотрел на часы Иван.

– Ну?

– Половина второго.

– А какая, собственно, разница? Лепит где-нибудь в укромной подворотне лоха. Нам обязательно надо его найти, если не хочешь, чтобы Колян нас урыл.

Иван поднялся, понимая, что вряд ли сможет заснуть. Он потянулся, показав клочки рыжеватых волос под мышками, накинул рубашку и спросил:

– Сегодня у нас что, суббота?

– Она самая, – кивнул Степан.

– Тогда знаю, где он может быть. Минутах в пятнадцати ходьбы отсюда есть небольшой стриптиз-бар, вот там он и ошивается каждую субботу. По крайней мере, так было в прошлом году…

– Он такой большой ценитель женской красоты? – ехидно усмехнулся Степан.

– Нет, все гораздо проще. Просто по субботам туда стекаются лохи со всего города, вот он и кромсает их в секу! Там же и разбор устраивает…

Иван надел джинсы, затянул ремень.

– Он из крутых, что ли? – вяло поинтересовался Степан.

– Совсем нет. Карты для этих ребят религия, и, если кто-то не отдает долг, тому просто не жить.

– Замочат, что ли?

– Именно. Выплату можно отсрочить, но для этого должник обязан прийти и заявить о своей несостоятельности. А уж выигравший сам решит, что делать с таким – взвинтить процент или держать должника в рабстве, скажем, с годик. Это у них железно. Должнику могут приказать пришить кого-нибудь, и он не посмеет отказаться.

– Да ну! Неужели соглашаются быть рабами?

– Странно ты рассуждаешь. А куда денешься?! Жить-то каждому охота. Ну ладно, пошли, чего время тянуть. Возможно, нам еще всю ночь за ним бегать.

Иван дернул за шнур торшера и шагнул в коридор. Минут через пятнадцать они подошли к двухэтажному кирпичному зданию бывшего государственного ресторана, на фасаде которого огромными неоновыми буквами было написано: «Стриптиз-бар». Рядом высвечивалась красотка в ковбойской шляпе – совершенно нагая, только причинное место прикрыто фиговым листком. Светящаяся реклама была рассчитана на то, что каждый мужчина с тугим кошельком непременно захочет посмотреть, какую же деталь скрывает элегантный листок.