В 1906 году из партии эсеров выделилось крайне левое крыло, назвавшееся «Союзом эсеров-максималистов». «Максималисты» считали индивидуальный террор главным оружием социалистической революции и создали собственную боевую организацию, которая проводила акции по принципу «лес рубят – щепки летят», не заботясь о количестве невинных жертв. Во время устроенного ими покушения на Столыпина от взрыва будут убиты и ранены более ста человек, в том числе дети.

Существовали еще и анархисты. Они были плохо организованы, потому что не признавали партийной дисциплины, но в эпоху Больших Беспорядков, на волне всеобщего хаоса, анархизм стал чрезвычайно популярен и по России возникли сотни кружков. У анархистов считалось, что местные ячейки сами решают, кто враг, поэтому количественно боевики этого извода совершали больше убийств, чем эсеры, просто жертвами обычно становились чиновники и полицейские невысокого уровня.

Отдельную категорию терактов составляли убийства с «этнической окраской». Существовали организации, как правило социалистического толка, которые боролись с самодержавием, уничтожая чиновников колониальной администрации. Особенно активны были польские и армянские боевики, а также латышские группы, хотя последние не отделяли себя от общероссийского революционного движения.

Завели собственную боевую организацию и большевики, прежде сосредоточенные исключительно на пропаганде. Они, правда, больше увлекались «эксами» – добыванием денег на партийные нужды: нападали на поезда, почтовые отделения, кассы и казначейские кареты.

Вся эта разнопартийная и беспартийная террористическая деятельность на несколько лет погрузила страну в настоящую вакханалию насилия – мировая история еще не знала подобной концентрации политического терроризма.

Во второй части книги, где дается хроника событий, будет рассказано о самых значительных моментах этой кровавой эпопеи, пока же ограничусь общей статистикой.

Тифлисский «экс». И. Сакуров

По подсчетам американского историка Анны Гейфман, общее число жертв индивидуального террора на пике, в 1905–1907 годах, превысило 9 000 человек. Затем волна убийств пошла на спад, но полностью не затухла. В 1908–1910 годах, то есть в годы, считавшиеся относительно спокойными, были убиты еще 732 государственных служащих плюс три с лишним тысячи «частных лиц». По общей же оценке историка за всё десятилетие при терактах было убито и ранено около семнадцати тысяч человек.

Это была настоящая война.

Бурные события 1905–1907 годов, которые, повторюсь, некорректно называть «революцией», были вызваны целым комплексом факторов. Главным из них, пожалуй, были последствия искусственного торможения социальных процессов. В Обществе долго копилось недовольство режимом. Пружина сжималась, сжималась, и наконец распрямилась. Другой причиной было ухудшающееся положение крестьян, задержка давно назревшей аграрной реформы. В промышленных городах, как мы видели, тоже росло напряжение – власти пытались то запугать рабочих, то заигрывать с ними, и это будоражило умы.

Опрометчивое вступление в войну – при переоценке собственных сил и недооценке вражеских – колоссально уронило авторитет царизма. Много лет россияне существовали в убеждении, что самодержавная система – это, конечно, не очень хорошо, потому что свободы мало, а несправедливостей много, зато «мы великая держава». По выражению Александра III, у России было только два союзника – армия и флот. И что же? Оба оказались никуда не годны. Ради чего же тогда люди должны были мириться с несвободой и несправедливостью?

Во всех слоях общества, сверху донизу, раздалось традиционно российское «так жить нельзя». При растерянности властей и тотальном недовольстве населения для взрыва не хватало только искры.

Остановимся на этом моменте подробнее. Он важен не только сам по себе, но и как хрестоматийный пример ошибочных действий государственной власти, которая, пытаясь остановить революционные потрясения, добивается противоположного эффекта.

В силу стечения не вполне случайных обстоятельств инициатором грандиозных потрясений стал человек абсолютно не революционного рода занятий – священник Георгий Гапон.

Я уже писал о том, что в эту эпоху среди русского духовенства впервые с семнадцатого века появились политически активные пастыри, иногда пользовавшиеся большим влиянием и начинавшие играть важную общественную роль. Некоторые из них – например, протоиерей Иоанн Восторгов, архимандрит Макарий Гневушев, архимандрит Виталий Максименко – придерживались крайне консервативных позиций и стали видными фигурами ультраправого движения. Другие, попав в Думу, наоборот, примкнули к ее оппозиционному, антиправительственному крылу. Это напоминало французский 1789 год, когда из рядов тишайшего «первого сословия» выдвинулись революционные деятели вроде аббата Сиейса или епископа Отенского, будущего Талейрана.

Георгий Гапон

В 1913 году встревоженный этой тенденцией Святейший Синод даже выпустил указ, запрещающий лицам духовного звания заниматься партийной деятельностью.

Но были пастыри, которые и сами по себе, без партий, становились общественным явлением: очень популярный проповедник Иоанн Кронштадтский, неистовый реакционер епископ Гермоген Долганов, иеромонах Илиодор Труфанов, изображавший из себя нового Савонаролу.

Однако ни один из этих ярких людей не сыграл в истории такую роль, как отец Георгий Гапон, по своим качествам личность весьма небольшого масштаба.