свистящим шепотом. – Тебе здесь не место…

Сердце уже и не билось толком, скорее тревожно дергалось, но Фира сумела не отступить, не покачнуться даже. Только путевик перед собой выставила и к чарам потянулась, но глазницы его остались все такими же непроглядно черными.

Дар спал.

А сама Фира?

– Мы не хотели тревожить ваш покой, – пробормотала она. – Отпустите их, и мы…

– Покой?! – снова завизжала девица, подступая ближе. – Покой… глупая девчонка!

И замахнулась невиданно быстро – будто и не рука человеческая взметнулась, а размытая тень. Фира не успевала ни отскочить, ни увернуться, но хоть тут посох пригодился. Она подтолкнула его вперед, и изящная, хрупкая с виду ладонь, сжатая в кулак, обрушилась на несчастный череп, расколов его как орех.

Хлынули во все стороны костяные осколки, хрустнула, разломившись, палка, и Фира, разжав пальцы, все же упала навзничь.

– С ведьминской побрякушкой против проклятой? – расхохоталась девица. – Да ты и впрямь глупа…

И, приподняв подол рубахи, нарочито медленно занесла босую ногу над Фирой, будто та была букашкой, которую надобно раздавить.

«И раздавит ведь», – промелькнула мысль, пока Фира слепо ощупывала пол и пыталась дозваться силы, но лишь в глухую стену упиралась. Не было здесь ничего настоящего и живого. Ни горсти земли, ни цветочного лепестка, ни росинки. Верно, даже светлячки явились из чертогов Марены-Смерти, а потому помощи от них ждать не стоило…

– Дажка, нет!

Фира и не заметила, как рядом очутилась еще одна девица, такая же серебристая, бледная и черноглазая, и одним рывком оттащила первую на целую сажень.

– Не лезь, Смеда, ей тут не место, – огрызнулась Дажка и попыталась вырваться, но вторая удерживала крепко, сведя ей локти за спиной.

– Так пусть уходит.

– Да? И остальных разбудит?

– Сестренка…

Фира слушала их краем уха, а сама меж тем тихонько отползала к лестнице.

– Путников не было так давно, – прохныкала Дажка. – Может, и не будет больше…

– Они нам не нужны.

– Нужны!

– Не такие… У одного сердце занято, даже под мороком уйти пытается. У второго ветер в голове. А третий, – Смеда вздохнула, – и вовсе девка.

– Так пусть умрет! – Дажка снова задергалась в руках сестры, и Фира наконец вскочила на ноги и во всю прыть припустила вверх по ступеням.

Вслед ей что-то кричали – наверняка грозили смертью, – в затылке все еще свербела навязчивая песнь, а светлячки гасли целыми пятнами, словно не желая показывать путь, так что во втором жилье Фиру снова окутал мрак.

Но она не остановилась. Вцепилась в перила и бежала дальше, пока на последней ступеньке из ниоткуда вдруг не выросла перед ней одна из дев в белом, излучающая холодный серебристый свет. Пожалуй, Смеда, но кто их разберет…

– Не бойся, – произнесла она нежно и удержала Фиру за плечо, когда та чуть не сверзилась вниз. – Я расскажу тебе, как проснуться.

– Почему?

Смеда пожала плечами:

– Потому что вы нам не нужны.

И, поманив Фиру мерцающим пальцем, поплыла к ложнице, где она уснула.

– А твоя сестра?..

– Больше тебя не тронет. И другие сестры тоже.

Точно. Другие. Там же плясало не меньше десятка девиц. Кружили подле Руслана, трогали…

– Вас?..

– Двенадцать. – Смеда отвечала на незаданные вопросы, что начинало раздражать, но, явно подглядев и эту мысль, она обернулась и улыбнулась. – Прости, в твоей голове такой кавардак. И имя. Одно и то же. Руслан – это?.. Да, точно. Значит, тобою занято его сердце?

– Нет.

– Уверена?

– Что нужно делать? – проворчала Фира, чувствуя, как теплеют щеки. – Как просыпаться?

– Тебе – проще простого, мы не держим. Как легла и уснула, так ляг и проснись. А мужчин придется уколоть. – Смеда замерла у нужной двери и, взяв Фиру за руку, что-то вложила ей в ладонь. Что-то тонкое, невесомое и холодное. – Вот, сожми крепко, не вырони.

Фира кивнула, стиснув пальцы так крепко, что перестала их ощущать, и уже толкнула створку, но что-то удержало, заставило снова заговорить:

– Сестра твоя назвала себя проклятой…

– Мы все таковы.

– Я ведьма. И у нас есть меч, рассекающий любые чары. Если объяснишь…

– Чары чарам рознь, – грустно улыбнулась Смеда, и черные глаза ее заблестели. – Наше проклятье особенное. Отцовское.

О бедах с отцами Фира знала не понаслышке, и все ж от такого ответа едва сама не заплакала.

– За что он так?..

– Он хотел богатств и получил их от одного древнего существа, а взамен сторговал наши души, на что не имел права. Потому Кащ… древний не в силах нас забрать, но и проданную жизнь не воротишь. И вот мы ни там, ни сям, а здесь, в ловушке.

– Но должен же быть выход!

– Он есть. – Смеда дернула плечом и отвела глаза. – Любовь.

– Но…

– Нет, то, что делают сестры, неправильно. Слишком много лет прошло… Они устали, запамятовали, запутались, вот и соблазняют путников во сне в надежде освободиться.

– Но нужна иная любовь, – прошептала Фира.

– Совсем иная, – хмыкнула Смеда. – Настоящая. Да только кто о нас узнает? Кто нас полюбит издали? Кто придет?

– А если?..

– В твоей голове слишком громко, ведьма. И боли так много, что еще и наша ни к чему. Ложись. Просыпайся. И иголку держи крепко, не потеряй. Как уколешь пальцы друзьям своим, так они и очнутся. – Смеда вдруг прищурилась и улыбнулась хитро, задорно, сразу превратившись в совсем юную девчонку. – Впрочем, одного можешь и поцеловать. Так тоже получится.

– Вот еще! – воскликнула Фира, но попыхтеть и повозмущаться не вышло – рядом уже никого не было.

Она не стала оглядываться, ждать или звать. Кто знал, надолго ли Смеда успокоила диких сестричек, так что в любое мгновение они могли ворваться сюда толпой и довести начатое Дажкой до конца. Или того хуже – залюбить Руслана и Ратмира до смерти. Тогда уж коли не коли…

Фира прикрыла за собой дверь, на ощупь добралась до перины и смежила веки, готовая к долгому ожиданию. Но успела только заволноваться, поймет ли вообще, что уже проснулась, как нутро вдруг сжалось, скрутилось, съежилось, и вырвался оттуда яростный поток пламени. По горлу промчался, разомкнул губы… и Фира села на постели, почти оглохшая от собственного вопля.

Отзвуки его все еще колотились о стены ложницы, залитой серым утренним светом, в лучах которого лениво мерцали… не светлячки – пылинки. Комната вновь была старой, затхлой и позеленевшей от плесени, а сквозь прохудившуюся крышу Фира отчетливо видела клочки хмурого сизого неба. Благо хоть дождь не пошел…

Она поморщилась, сползла на пол и потянулась было к путевику, но вместо него нащупала лишь осколки черепа и переломленный пополам посох. Вот тебе и сон, вот тебе и греза.

И получалось, что и Руслан с Ратмиром, коли с ними что-то там произойдет…

Фира так быстро очутилась в соседней комнате, что будто сквозь стену прошла. И над Русланом, бледным, неподвижным, склонилась не думая, а об иголке, все еще зажатой в окаменевшей ладони, вспомнила, только когда коснулась его губ своими.

Ее – пересохли и потрескались.

Его – оказались мягкими и теплыми, и даже усы с бородой почти не кололись.

Руслан застонал, заерзал, и Фира отпрянула так истово, что спиной на стену налетела и вскрикнула коротко, не то от боли, не то от осознания…

Зачем? Зачем?! Зачем она это сделала?

– Что?.. – прохрипел Руслан.

– Скорее, – выдохнула Фира, пряча взгляд. – Знаю, ты бы хотел вернуться обратно в сон, но надо вытаскивать Ратмира.

– Сон? Я… там…

– Ага, видела. Скорее!

Руслану пробуждение явно давалось тяжелее, неохотнее: Фира уже тянула его вниз по лестнице, а он еще и глаз толком не открыл, так и клевал носом на ходу, все норовя ей на пятки наступить или проломить и без того изломанные временем ступени. Будь это другой миг, другой день, она бы уже давно хорошенько его встряхнула, обругала, а то и в лоб дала, чтоб очухался поскорее, но теперь даже обернуться и посмотреть на него не отваживалась.

Какой ляд ее дернул? Зачем?

И почему губы до сих пор горят от такого краткого касания?

– Права ты была, – низким, тягучим голосом произнес Руслан, когда они наконец спустились, и Фира застыла, пораженная истинным видом заброшенной, захламленной горницы.

Не было здесь ни цветов, ни зверей хрустальных, ни парчи, ни каменьев – лишь зловонные кучи тряпья, горы черепков и осколков и скособоченная, застеленная ветошью скамейка, на которой и спал, раскинув в стороны руки и ноги, Ратмир.

– Дурное место, паршивое, – продолжил Руслан. –