Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас они поговорят, а я так и останусь ненайденной и просто выйду на поляну минут через десять.
А пока можно полежать и отсечь мысли о чувствах, что по статистке убивают чаще, чем авиакатастрофы.
Люблю смотреть в небо. Мне часто хотелось стать птицей там парящей. Лететь, не думать, не волноваться, что кто-то там внизу может меня поймать.
Разве что подстрелит, как сделал Никита.
Поднимаю пальцы к зажившей царапине от пули. Меткость пять баллов. Хотя он стрелял под кокаином, значит реакция должна быть лучше. Сможет ли он сейчас так выстрелить? Разве что из более естественного орудия. Там, похоже, запас патронов неиссякаемый.
Слышу треск ветки и смотрю вниз. Сердце обивает бурный ритм сальсы, когда вижу, что Никита никуда не ушел. Теперь он один в поле моего зрения. Как всегда, великолепный в своей белой футболке и джинсах, обтягивающих его спортивный зад. Пока я им любуюсь, он осторожно высматривает пространство.
Тело раскаляется до предела от гнева и обиды. Дыхание перехватывает, руки сжимаются в кулаки. Мне очень хочется вцепиться ему в волосы, а лучше с воем потребовать бросить Надю. Бросить всех кроме меня.
Эгоистично… Неразумно…
Но мне кажется, что чувства к этому придурку настолько сжились с моими, что души невольно тянутся к друг другу. Даже на расстоянии я то и дело ощущала эту дурацкую фантомную связь.
Сейчас не видит меня. Просто бесцельно бродит недалеко от дерева, где я засела.
Но не долго.
Потому что уже в следующую минуту, словно зверь, учуявший запах, он поднимает голову именно в мою сторону.
Я проваливаюсь в глубину его глаз, осознавая, что вся ненависть, злоба, желание убивать трансформируются в несущееся лавой по венам желание. Желание быть только его. Только с ним.
Никита ласково изгибает губы и вплотную подходит к дереву, так и не опуская взгляда.
— Ты так и не избавилась от привычки лазать по деревьям?
— А ты избавился от страха лазать по деревьям? — спрашиваю, откашливая хрип, что рвался из груди. Рядом с ним так легко потерять голос. Так было еще в далеком детстве. Кажется, я не избавлюсь от этого притяжения никогда.
— Я и не боялся, — огрызается он. — Просто это глупо. Слезай! Нам надо поговорить.
Очень интересно знать, насколько сильно нам надо поговорить.
Медленно, гибкой кошкой ложусь на ветку и свешиваю ножку, роняя сандаль. Никита ловит довольно ловко, а я усмехаюсь, вспоминая знаменитую сказку. Жаль, что в жизни все не так. В жизни у принца обязательно будет Надя.
Болтаю в воздухе босой ногой. Делаю так, чтобы шорты комбинезона задрались, и стало видно часть ягодицы.
— Алена, слезай немедленно… Мне еще Камиля искать.
— Залезай сюда, и разговору никто не помешает, — облизываю я губы и прогибаюсь в пояснице, еще сильнее оттопыривая попку.
В детстве он так и не смог залезть на дерево. Посмотрим, достаточно ли для него мотивации на этот раз.
Никита смотрит достаточно долго, чтобы у него начал дергаться глаз.
Потом быстро осматривается, выругивается и после короткой разминки, за которую он демонстрирует работу прокаченных мышц, подпрыгивает и хватается за нужную ветку.
Это его преодоление себя вызывает бурный поток радости, что буквально захватывает меня и заставляет шаловливо улыбаться.
— Дай только до тебя добраться, и разговором дело не ограничится.
— Жду не дождусь, — говорю, усаживаясь верхом на ветке и «случайно» роняю одну лямку. Обнажаю плечо, от чего Никита чуть не падает, но умело удерживается одной рукой. Матерится и поднимает свое тело на следующую ступень. Гораздо ближе ко мне.
Его оплошность вызывает смех.
— Ты хоть будешь горевать, если я разобьюсь?
— Я пока не решила.
— Жестокая… — приближается он достаточно, чтобы достать до меня, но я ловко поднимаю руки на следующую ветку, растягивая тело струной.
Но не успеваю подняться, Никита хватает меня за ногу жёстким хватом, оставляя ожог на обнаженной, сверхчувствительной коже.
Смотрю вниз и наблюдаю, как он вдевает мою ногу в сандаль и, не отрывая дурацкого контакта, нежно целует лодыжку.
Остановись, боже, прекрати делать так сладко.
Теряюсь среди густых ветвей, что тянутся ко мне из его взгляда. Блуждаю в чувствах, как вдруг Никита дергает меня за ногу. Под тихий вскрик оказываюсь лицом к нему, сидя почти верхом.
— Так нечестно… Ты меня отвлек.
— А ты меня чуть не угробила своим манящим телом, сладкая, — поднимает он уголок рта и тянется к моим, но я отворачиваюсь.
— Самому-то не противно? Сначала Надя. Потом я.
— Не начинай…
— А давай я закончу, — восклицаю, на что он только крепче прижимает меня к себе и упирается спиной в ствол, чтобы нас обезопасить…
Затем просто обхватывает затылок рукой и обдает ухо горячим дыханием и словами, от которых по телу ползет мороз:
— Я не знал, что она припрется. Завтра ты бы поехала со мной в город, поселилась бы в квартире и никогда бы даже не узнала о существовании Нади.
Уже все продумал. Как мило.
— И вот скажи мне, разве тебя бы это не устроило? Разве не была бы ты просто счастлива, что мы вместе. Разве не любишь ты меня?
— Но я узнала о Наде, — выдаю пересохшими губами.
— Ну и что? Ну и что, Ален? Ну да, есть у меня невеста. Но между нами-то это что меняет? Я от своих слов не отказываюсь. Я не отпущу тебя.
— Тогда она зачем? — сглатываю ком, что уже сковывает грудь и рвет тело от желания сбросить подонка с дерева.
— Она просто есть. Ну… как тебе объяснить. Она как дорогая машина. Презентабельно и вызывает доверие. А ты…
— А я как байк, на котором можно погонять, но лучше подальше от города, чтобы приличные люди не увидели? — выплевываю и хочу оттолкнуть его, но это как гору сдвинуть. Да и не сдвинешь, если чувствуешь, что твое место здесь. В его объятиях.
— Алена, детка, — ласкает он слух, покрывая мое лицо поцелуями и оголяя пальцами ягодицы, сминая их и срывая с тела покровы обиды и льда. Хочется ближе его. Хочется в себя прямо сейчас. — Я так долго ждал тебя, грезил столько лет, не порти все тупыми женскими истериками. Ты же не такая. Ты же умная. Ты же…
Он замолкает, трется в промежность членом, скользит языком по губам, а я продолжаю его фразу
— Ну что же ты не закончил? Давай я помогу. «Ты же шлюха, Алена. Твоя задача молчать и раздвигать ноги, когда