сказано, слова геройские, но это только слова.

Даже поверю, что он реально хочет. Не сможет.

Потому решать надо самой.

Дальше обдумывать ситуацию у меня не получается. Меня вызывают к пациенту. Ему стало хуже. Поэтому все личные мысли, запираются в самую дальнюю дверь сознания. Ничего не должно отвлекать, иначе могу навредить.

Окунаюсь в работу, и именно в ней нахожу облегчение. Мозг переключается и мне хорошо. Время пролетает незаметно.

Мне надо зайти к Юре. Мальчика увидеть очень хочу. А вот Амира – нет. Из-за него с огромным усилием переступаю порог палаты.

Я нужна Юре. Он меня ждет. Чувствую это. И когда встречаюсь с ним взглядом, нахожу подтверждение. Не ошибалась.

Амиру просто киваю. Я так устала от него, что даже нет желания смотреть в его сторону и слышать голос.

Настолько проникаюсь общением с малышом, что на какое-то время даже забываю, о присутствии его отца в комнате.

Юра очень сообразительный малыш, интересно рассказывает, увлекает в историю. Искренне улыбаюсь и мысленно желаю ему счастья. Не должен ребенок страдать.

Когда он засыпает, тут же выскальзываю из палаты. Опасаюсь, что Амир снова пристанет с разговорами. А мне его откровений надолго хватит.

Это же надо уметь так замусорить мой мозг!

Едва успеваю дойти до своего кабинета, как получаю срочный вызов. Привезли человека в критическом состоянии. Дальше выпадаю из реальности. Есть только одна цель – спасти. Отдаюсь ей целиком.

Время пролетает стремительно. Кажется, даже не дышала. Выдыхаю только когда угроза отступает. Оглядываюсь по сторонам, моргаю, будто пробыла в чужом теле несколько часов, пока оперировала.

Понимаю, что-то со мной не так. Иначе себя чувствую. Внутренняя гармония нарушена. И это может сказаться на работе.

Вместо приятной усталости, после успешной операции, я ощущаю опустошение. И не из-за пациента. Из меня высасывают жизненную энергию.

Даю указания, еще раз убеждаюсь, что пациент стабилен. Иду мыться.

Уже утро. Надо закончить текущие дела и домой.

Не нравлюсь себе. Совсем.

Захожу в кабинет. Не успеваю даже в кресло сесть, как ко мне влетает Альбина Каримова, точнее теперь Фролова.

Если бы я встретила ее на улице – не узнала бы. Она сильно изменилась. Пластические хирурги сильно перекроили ее лицо. Вот только стервозный взгляд остался прежним.

Женщина заполняет кабинет своим удушливым парфюмом. Смоляные волосы спадают на плечи, высокие сапоги на шпильках, короткое черное платье и кремовый плащ.

Когда они оставят меня в покое?

- Чего вам, Альбина?

- Сука паршивая, отстань от моих мужчин! Мало тебе моего сына, так еще на мужа глаз положила! – шипит и плещется ядом.

- Забирайте своих мужчин и оставьте меня в покое, - у меня нет сил не пререкания с ней.

Единственно желание – пусть убирается.

Я слишком измотана.

- Немедленно выпиши моего внука!

- Юра еще слаб. Когда он окрепнет, я его выпишу.

- Не стой из себя великую врачиху. Мне известно, каким местом ты тут закрепилась! Похудела, рожу отшлифовала и давай себе очки зарабатывать! С нашей семьей твой номер не пройдет! Амира тебе не заполучить! А мой муж от тебя места мокрого не оставит. Выкинут тебя на улицу, прелести не помогут. Облегчи себе жизнь, немедленно выпиши моего внука! Тогда, возможно, заслужишь мою снисходительность.

- Снисходительность? Твою? – несмотря на усталость смеюсь ей в лицо. – У меня забот хватает, чтобы слушать бредни неадекватной женщины. Угрозы свои оставь для тех, на кого они действуют. А я сейчас вызову охрану, и тебя под белы рученьки вынесут из клиники. На этом разговор окончен.

- Так да? – щурится. – Думаешь, самая умная? Сейчас крылышки тебе обломаю!

Быстрым движением достает из сумочки скальпель и вонзает его себе в бок. Резко поддается ко мне, хватая за руку.

Затем падает на пол.

- Ааа… убивают! – орет.

- Альбина, вы в своем уме? – вначале ступор.

Усталость дает о себе знать, потом непонимание. Врач во мне снова спит, как с Фроловым. В другой ситуации, я бы кинулась ей помогать, проверять, не задеты ли органы.

А тут не могу.

Надо вызвать коллег. Пусть ее осмотрят.

- Что, сука, не ожидала, да? – говорит очень тихо. – Теперь не отмажешься. Не трогай, не подходи! Ааа… мне страшно! – снова повышает голос до крика.

В кабинет вбегает мой коллега хирург Дмитрий.

- Милана Алексеевна, что у вас тут? – замирает, уставившись на женщину.

- Не подходите ко мне! Вы все в сговоре! Полицию! Немедленно!

На ее крики прибегают еще врачи, медсестры. Замечаю и встревоженное лицо Светланы.

- Ей надо оказать первую помощь, - замечаю бесцветным голосом.

Оправдываться и кричать во все горло: «Это не я!», считаю ниже себя.

Начинается возня. Женщина никого к себе не подпускает. Крови много. И ей реально нужна помощь.

- Альбина, угомонитесь. Я к вам не прикасаюсь, позвольте другому врачу вас осмотреть.

- Полиция! Евсеева покушалась на мою жизнь!

- Вколите ей успокоительное и окажите помощь, - замечаю отстраненно.

- Полицию срочно! Меня хотели убить! – продолжает орать, как заезженная пластинка.

Чувствую присутствие Амира. Не знаю как, но чувствую. Поворачиваю голову, так и есть стоит на пороге.

- Угомони свою мать, - обращаюсь к нему.

- Кому-то надо поспать, - хирург Дмитрий, наклоняется и проверенным движение вонзает шприц в плечо Альбины.

- Яд! Мне вкололи яд!

- Яда мало, ты сама сплошной яд, - ухмыляется Дмитрий.

- Ты совсем кукухой поехала? – Амир склоняется над матерью. – Сама напросилась!

- Сыночек… - язык у Альбины начинает заплетаться, - Она… она хотела меня убить, я истекаю кровью, звони в полицию. Спаси меня.

- Спасу… так спасу, мало не покажется! – цедит сквозь зубы.

Глава 48

- Скальпель! Там ее отпечатки… проверьте! – уже едва говорит, а все равно яд распыляет. – Я не вру… если не выживу… Амирчик… отомсти за меня… И подельников ее накажи.

Каримов молчит, но от него исходят удушливые волны ярости. Дышать нечем.

- Дим, окажи ей помощь, - говорю устало.

Почему я не могу просто работать? Усталость наваливается тяжеленным грузом на плечи. Такое ощущение, будто мне тоже что-то вкололи.

- Так что дальше с ней делать? – спрашивает анестезиолог Виталий.

- Я сам все улажу. Расходитесь. Никто ни на кого не нападал, - Амир становится так, чтобы отгородить меня ото всех.

- Конечно, нет. Я все видел.