– Пожалуйста, скажи, что не все женщины на это купились.

Впервые с того момента, как мы покинули больницу, на его лице появилась улыбка, а на щеках вслед за ней – ямочки.

– Выбрось эти дурные мысли из головы, миссис Блэкстоун. Ты можешь упасть в обморок, принимая горячую ванну.

В тот момент его улыбка могла заставить меня согласиться на что угодно. Черт возьми, я бы надела костюм клоуна, если бы это было его фетишем.

Он снова поднял меня в воздух, и мои руки автоматически обвились вокруг его шеи. Я держалась так, словно он был последней точкой опоры на планете. Скотт казался непоколебимым и крепким, от него так хорошо пахло, что мне захотелось уткнуться носом в его шею и положить голову ему на плечо. В тускло освещенной комнате он усадил меня на край ванны и выключил воду.

– Раздевайся, я помогу тебе залезть, – сказал он тихим, серьезным голосом. Затем протянул мне полотенце. – Можешь прикрыться.

По правде говоря, мне было все равно, увидит ли Скотт меня голой. Все уже и так вышло наружу – он видел мои шрамы и меня в самом уязвимом положении. Обнаженной и выставленной напоказ, мне больше нечего было скрывать.

Он отвернулся и встал неподвижно. Ноги расставлены, руки скрещены. Мышцы его спины напряглись. От этой картинки у меня чуть не потекли слюнки. Если бы я не была серьезно ранена, набросилась бы на него. Должно быть, это последствие сотрясения мозга. Именно травма головы стала причиной такой бурной реакции, которую я испытала, глядя на него. Да, я всегда находила его привлекательным, но это не оправдывало появление тянущего ощущения, которое возникало у меня между ног от одного вида Скотта, звука его голоса и запаха его тела.

Я медленно стянула с себя больничный халат и брюки, которые Скотт стащил в приемном покое. В больнице с меня уже сняли спортивный лифчик. Оставалось только избавиться от трусиков и накинуть полотенце. Оно прикрывало меня от груди до самых бедер. Хорошо, что я все же сходила на эпиляцию, когда была в Нью-Йорке.

– Я готова.

Когда Скотт обернулся, мы встретились взглядами. Он, как и я, отбросил всякое притворство и даже не старался изображать безразличие. Его взгляд пылал неподдельным интересом. Скотт снова поднял меня в воздух и теперь держал над водой. Как правило, я ненавидела ощущение, будто нахожусь в чьей-то власти и не могу контролировать ситуацию. Но как оказалось, Скотт был более крепким мужчиной, чем я могла себе представить. Более надежным. Не только по физической силе, но и по характеру. Я стала понимать: он тот человек, на которого я могу положиться.

В его глазах светилось озорство.

– Боишься, что я тебя брошу?

– Нет, – солгала я, сильнее впиваясь пальцами в его мускулистую руку. – Предполагаю, это не пошло бы на пользу твоей репутации заботливой сиделки.

Он покачал головой, уставившись на мой рот. Затем слегка согнул колени, притворяясь, что теряет равновесие, и я закричала. Крепко обхватив Скотта за шею, я нечаянно прижала его лицо к своей едва прикрытой груди и громко рассмеялась. Звук моего смеха отразился от высокого сводчатого потолка и мраморных стен.

– Дурак!

– Мне казалось – ты сказала, что не боишься?

Смех оборвался, когда он опустил меня в воду, не обращая внимания на рукава своей рубашки. Полотенце соскользнуло с моего тела и теперь плавало на поверхности, но моя улыбка осталась.

– Слишком горячо? – спросил Скотт, его голос был сладким и тягучим, как нуга.

– Все прекрасно… приятное ощущение.

Тепло сотворило волшебство, проникнув в мои мышцы и кости и успокоив боль от сильного падения на мерзлую землю. Я погрузилась в воду с головой. Когда вынырнула, Скотт уже сидел на полу, прислонившись спиной к бортику ванны. Одна нога согнута, другая – выпрямлена, крупная жилистая кисть руки покоилась на приподнятом колене. В течение следующих нескольких минут единственным, что нарушало тишину, был звук плещущейся воды. Напряжение в комнате достигло апогея.

– Мы собираемся поговорить об этом? – наконец спросил он тихо.

Вздохнув, я подавила смущение и стыд.

– Что именно ты хочешь знать?

– Кто это сделал с тобой?

В голосе Скотта было столько нескрываемой ярости, что я не знала, как много следует ему рассказать.

Я никогда не говорила об этом ни с кем, кроме психотерапевта, по ряду причин. Большинство из них были лишь в моей голове. Причина первая, она же главная: я не хотела, чтобы меня считали слабым человеком, «пережившим насилие».

Прошлое осталось в прошлом, равно как и «пережитое насилие». Теперь я процветала и развивалась.

– Мои дедушка и бабушка. Любимым приспособлением бабушки была массивная деревянная ложка, которой ей нравилось колотить меня по костяшкам пальцев, когда я была совсем маленькой.

– Насколько маленькой?

Слова прозвучали так, словно их пропустили через мясорубку. Сухожилия на шее Скотта были болезненно натянуты. Я хотела поцеловать его туда, прогнать боль и превратить ее в удовольствие. От него требуется только дать мне немного ласки.

– Мне было пять… около пяти. Дедушка начал бить меня сломанной удочкой, когда мне было десять. Но только по верхней части ног, чтобы никто не видел. Не хотел, чтобы болтали в церкви. Понимаешь, потому что именно это было для них важно.

– Больные ублюдки. Так они чем это оправдывали? Верой?

– Нет. Я встречала множество религиозных фанатиков, и некоторые из них были по-настоящему милыми людьми. Мои бабушка и дедушка прикрывались религией, но они были обычными садистами. Неоднократно говорили мне, что это для моего же блага.

– А твои родители?

– Они были подростками. Мама забеременела в шестнадцать лет. Отцу было семнадцать. Они сбежали и погибли в автокатастрофе в Орегоне, недалеко от Портленда. Мне тогда было три года, и я каким-то чудом выжила. Бабушка и дедушка со стороны отца не хотели меня знать, поэтому Билл и Клэр Эванс забрали меня к себе. Пытались исправить и воспитать лучшим человеком, чем моя греховная мать.

Скотт сунул руку в ванну, чтобы взять мою. Я охотно протянула ее ему. Позже я поняла, что таким образом его нежное сердце предлагало разделить мою боль. Однако в тот момент я чувствовала, что мне приятно рассказывать ему о прошлом. Одиночество противоречит самой сути человеческой природы. Нам нужно общение. Мы созданы для того, чтобы находить общий язык, поддерживать друг друга, заботиться друг о друге. И Скот инстинктивно старался мне помочь.

Осторожно касаясь моей руки, он внимательно осмотрел шрамы на костяшках моих пальцев, где кожа была бледнее, чем на остальной руке.

– Лазеры. Отбеливающий крем. Альфа-гидроксид. Ланолиновый крем… Я перепробовала все.

– Они мертвы? Потому что если это не так…

– Он умер еще десять лет назад. Она два месяца назад.

Скотт отвернулся к стене.

– Как ты можешь так спокойно к этому относиться?

Это вызвало у меня циничную улыбку. Скотт разозлился из-за того, что произошло со мной, и хотел, чтобы я тоже злилась. Но я не могла разделить с ним это чувство. Гнев никогда не шел на пользу, только делал меня замкнутой. Мое детство в воспоминаниях было скорее бесплодным, чем реальным, а студенческие годы были усеяны так называемыми отношениями, которые никогда не длились больше трех месяцев.

– Я размышляла об этом всю жизнь, Скотт. Прошлое закалило меня, даже в нем можно найти свои