В отличие от других сотрудников, Маттео почти никогда не общается с гостями клуба; он предпочитает роль молчаливого стража, верного часового у дверей. Но власть новообретенной роли не вскружила ему голову, нет, нет и нет. Чаще всего, мне кажется, он умирает от скуки или с презрением взирает на жалких представителей рода человеческого, еженощно пресмыкающихся перед ним. Со дня нашего переезда в Нью-Йорк он ни разу не проявлял интереса ни к одному человеку, тем более к женщине. Я не мог понять, почему Аннабет пробудила в нем такое живое участие, но был рад этому. Слишком уж мой брат углубился в себя. Мы уже начинали слегка подталкивать его в нужном направлении; надеюсь, теперь это не понадобится.

Ситуация совершенно невероятная. Нам полагается сидеть, отстранившись от суеты, и выжидать. Ждать одного человека, одного-единственного. Одного из них.

Но в эту минуту мы с братом подчиняемся только внутреннему чутью. Предчувствие, инстинкт — называйте как хотите. Но мы ему доверяем. Маттео взял у Аннабет фотографию, и мы внимательно рассмотрели ее.

— Почему вы решили, что мы сумеем вам помочь? — спросил я. У нас еще будет время разобраться в глубинных корнях необычного поведения Маттео.

Аннабет подняла на меня удивленные глаза.

— Потому что… потому что она — Белладонна. Она может все.

Откуда вам знать?

Белладонна — сладкий звук.

Аннабет опустила глаза и принялась разглядывать свои руки. Они опять задрожали, и меня захлестнула волна жалости к этой женщине, напуганной и полной отчаяния. Она плачет от бессилия, а тем временем ее гнусный муж смакует предстоящий вечер и купается в волнах собственного превосходства, которое открыло ему двери на бал в клубе «Белладонна». Держу пари, он спит и видит, как после бала будет трахать свою мисс Линду Джером всю ночь напролет, не снимая с ее шеи бриллиантового ожерелья, такого нежного, будто оно соткано из воздуха.

Белладонна будет недовольна, но мое колено буквально кричит, что мы должны помочь Аннабет. Один взгляд на лицо Маттео — и я понял, что он думает о том же самом.

— Простите, что пришла к вам с этим. Я никогда прежде здесь не была, — снова сказала Аннабет. — Я боялась, что собака залает на меня.

— Вряд ли, — ответил Маттео. — Она разбирается, на кого лаять, а на кого — нет. Отличает достойных.

Я снова подумал о Леандро. Он был достойным человеком. Мне вспомнилось, как я приходил к нему со своими невзгодами и просил о помощи. Он никогда не давал прямого совета. Доводил меня до безумия, потому что я был нетерпелив и ждал ответа сейчас же, в ту же минуту. А он вместо этого ходил вокруг да около, и все.

— Вы знаете легенду о Медузе? — спросил я у Аннабет. Она посмотрела на меня, как на тронутого, и покачала головой.

— В нее влюбился бог моря Посейдон. На что он только ни шел, чтобы соблазнить ее, невинную, прелестную девственницу. Но она боялась его и отказала, — начал я. — Но он все равно ее изнасиловал, в храме богини Афины. Афина пришла в такую ярость, что обвинила во всем несчастную жертву и превратила Медузу в страшное чудовище. На голове ее вместо волос извивались ядовитые змеи, а злобный горящий взгляд превращал человека в камень. Как же страдала бедная Медуза, запертая в это безобразное тело, покинутая и несчастная. Спаслась она только тогда, когда храбрый Персей отрубил ей голову.

Аннабет сидела, озадаченная, и не понимала, что в этом мифе отразилась история мой дорогой Белладонны. Значит, вот что спасло Медузу — смерть?

— Отрубив ей голову, он выпустил ее на свободу, — пояснил я. Мне страстно хотелось, чтобы Леандро остался мною доволен, чтобы Белладонна гордилась мною, когда я немного позже перескажу ей этот разговор. — Даже в смерти Медуза сохранила свою силу. Рассказывают, что, если коснуться крови с правой стороны ее тела, она приносит печаль и смерть, а кровь с ее левой стороны возвращает жизнь.

— Вы хотите сказать, что я могу избрать печаль, а могу вернуться к жизни, — осторожно произнесла Аннабет.

— Вы этого хотите? — спросил я. — Мы расскажем Белладонне вашу историю, и уверяю вас, — я понимал, что перехожу все границы своих полномочий, и горячо надеялся, что Белладонна не оторвет голову мне, а заодно и моему брату, — она вам поможет. Но только вы сами сумеете найти нужные слова.

Я пошарил в кармане, нащупывая одну из золотых монет Белладонны, которые всегда беру с собой в клуб как талисман на счастье.

— Бросим жребий? — предложил я. — Это монета из Помпеи. Она прошла через огонь, была засыпана пеплом и пролежала много веков вдали от людских глаз. Так что в случае неудачи свалим все на Везувий.

Как я и надеялся, выпал «орел». Значит, Белладонна точно рассчитает все нужные ходы, и Уэсли получит по заслугам.

* * *

Мы обтягиваем стены в клубе сотнями ярдов золотого ламе, застилаем им столы, печатаем памятные карточки с именами гостей в виде золотых листьев. В медных ведрах разложены куски сухого льда, они окутывают пол клубами серебристого тумана. На всем персонале, для разнообразия, надеты маски из блестящего золота и серебра, перчатки и галстуки-бабочки из бронзовой кожи.

Естественно, такой бал предполагает множество самых лучших драгоценностей. Белладонна появляется в сверкании бриллиантов и льда: ее платье словно соткано из серебра, увешано тысячами блестящих пластинок, которые сверкают отраженными лучами, ослепляя каждого, кто осмелится взглянуть на нее. На парике цвета расплавленной меди поблескивают серебряные капли росы, а драгоценные камни в ее кольцах так велики, что ими можно, как пробками, закрывать флаконы духов. По одному кольцу на каждом пальце, и еще два бриллианта покачиваются в ушах, как миниатюрные канделябры; по лифу платья сбегают черные жемчужины.

Белладонна — неземное видение. Она, конечно, всегда неземная. Но сегодня она превзошла саму себя.

Постепенно собираются гости, представление начинается. Тела и платья женщин раскрашены в цвета бронзы, золота, меди; другие, изображающие воздух — в прозрачных одеждах со струящимися шлейфами из белого и голубого газа. Феи огня наряжены в красное и оранжевое; одна пламенная леди покрыла кожаный ковбойский костюм подпалинами, будто свихнувшийся Дейл Эванс. Кое-кто из водяной стихии принес аквариумы с золотыми рыбками в цвет своих нарядов; один не в меру рьяный болван нацепил маску с трубкой для ныряния. Один джентльмен, вообразив себя крестьянином, напялил под белый смокинг деревенскую рубаху и заправил грубые плисовые штаны в поношенные сапоги да в придачу еще и заляпал лацканы глиной. Видимо, он никогда не приближался к земле теснее, чем сегодня. Хорошее дополнение к костюму — вилы, но мы все же заставляем его сдать их при входе.

Мне так нравится его хитроумная простота, что я занимаю место за соседним столиком, а Белладонна на время удаляется к себе в кабинет поправить парик. Он называет себя — Пиригрин Бэррелл — и представляет нам своих друзей: Селеста Люкейр, редактор журнала моды «А-ля Мод»; другой редактор, Беттина Баррон; их главный фотограф Джонни Минк и его приятель Скотти Таннахилл, у обоих на лице застыли высокомерные ухмылки. И еще один друг, Гай Линделл. Крестьян среди них нет. Проклятье. Типы из мира моды всегда действовали мне на нервы. Самодовольные ханжи, они свято верят в правильность линии юбок, которую строго-настрого велят своим читателям ежемесячно менять. Но кому до них есть дело? Мы привыкли иметь собственных портных и швей, они могут воплотить в жизнь все, чего только ни пожелает наше сердце, поэтому я даже не знаю, как войти в универсальный магазин, и уж тем более не стану покупать наряды из тех, что навязывают мне дурацкие журналы.